К этой идее он отнесся с превеликой охотой и по вдумчивом размышлении собирался применить против Стахора Горротского его же оружие: средства войны, мягко скажем, нетривиальные, зато впрямую не нарушавшие правил. Коли уж Стахору было угодно развлекаться с живыми зажигательными бомбами в облике обычных дворняг, пусть не плачется, если сам столкнется с неприятными сюрпризами… Проще говоря, Сварог намеревался приволочь из Хелльстада парочку глорхов, исполинских змеюк с некоторыми зачатками интеллекта, и, не мудрствуя лукаво, запустить их в Заречье с приказом особо не церемониться с попавшимися на пути горротцами.
Даже если Стахор после такой диверсии начнет жаловаться и забрасывать императрицу челобитными (хотя, по слухам, горротский король до таких пошлостей опускаться не любит), все обойдется. К нечистой силе глорхи не относятся, это не более чем исполинские змеюки, пусть и обладающие кое-какими странноватыми способностями. Элкон, по просьбе Сварога как следует покопавшийся в земных законах, вскоре прибежал с торжествующим видом и заявил: согласно таким-то и таким-то параграфам известных уложений, глорхов вполне можно провести по бумагам как «боевых животных, выдрессированных соответствующим образом и относящихся к исстари обитающим на Таларе либо Сильване видам». Свароговы змеюки этим требованиям отвечали как нельзя лучше: во-первых, несомненные животные, не люди и не демоны, а во-вторых, обитают уж настолько исстари… Так что Стахора ждали неприятные сюрпризы. Планами своими Сварог пока поделился лишь с привезенной им сюда троицей верных сподвижников, но гланцам эта затея, надо полагать, придется по вкусу… И поделом Стахору, сам виноват, нечего баловаться с сомнительными изобретениями непонятного пока происхождения…
Ехавший впереди глэрд Даглас свернул с тракта на узкую тропу. Кавалькада повернула следом, и они еще с полчаса ехали среди невысоких, поросших лесом холмов, пока не оказались перед продолговатым бугром, увенчивавшимся грудой обомшелых камней. Кое-где они были разворочены, очищены от мха, в двух местах выкопаны неглубокие ямы.
Медвежья Сотня рассыпалась, надежно оцепив окрестности. Сам Сварог к неустанному его бережению, порой переходившему все границы бдительности, относился чуть насмешливо, но вот его сановники настаивали именно на таких неусыпных предосторожностях, открытым текстом напоминая о трагедии королевской фамилии, за полтора года странным образом пресекшейся начисто.
Сварог подчинился – и не стал им говорить, что сам он пока что не ощущал, как ни старался порой, присутствия какой бы то ни было черной магии в опасной близости. Он хорошо знал, что ему на это ответили бы Даглас, Таварош или ведавший здешними спецслужбами Баглю: что во всех прошлых невзгодах, постигших всю без исключения венценосную семью, знающие люди тоже не усмотрели ни малейших проявлений черной магии.
Неплохо было бы вытащить сюда старуху Грельфи, но она сейчас разбирается со взятыми живьем шпионами «Черной благодати», и что-то там у нее затянулось…
Даглас вытянул руку в черной замшевой перчатке:
– Извольте полюбопытствовать, мой король. Это и есть замок Гайров, стоявший здесь более семи тысяч лет назад. Вон там, у остатков главной башни, мои люди раскопали плиту с высеченным гербом…
Бросив поводья подскочившему телохранителю, Сварог спрыгнул на землю, одернул черный в желто-красную клетку тартан и вразвалочку зашагал к груде камней. Оказалось, что под юбку здесь надевали добротные суконные портки длиною чуть ли не до колен, так что с верховой ездой никаких хлопот не возникало. А привыкнуть к тартану оказалось нетрудно: что поделать, король обязан чтить традиции…
Он стоял, опираясь на древко Доран-ан-Тега, задумчиво глядя на бесформенную кучу почти сросшихся с землей камней и добросовестно пытался пробудить в душе хоть какие-то чувства. Ничего не получалось. На расчищенной щербатой плите и в самом деле легко узнавался герб Гэйров – скачущий конь и меч, высеченные глубоко, неуклюже. Он понимал, что все так и есть, что здесь когда-то обитали его отдаленнейшие предки, – не специально же для него соорудили древние развалины, здешние глэрды отнюдь не ангелы, но все же не стали бы опускаться до такого…
И все равно ничто не ворохнулось в душе. Слишком много времени прошло. Семь тысяч лет – срок, не вполне и вмещавшийся в сознание. Сохранись какие-нибудь портреты, изображения, документы, было бы проще проникнуться, а так… Продолговатая груда заросших черно-зеленым мхом камней, уже ничем почти и не напоминавших рыцарский замок, справа проглядывает нечто похожее на примитивную лестницу, в ямах виднеются бурые черепки, впору повторить вслед за святым Рохом, на склоне лет написавшим «Размышления о движении и покое»: «Все, чего ни коснись, хоть ненадолго, да пребывает в покое однажды, и только Время движется неустанно, увлекая за собой даже то, что считается олицетворением покоя…»
Не было ни Времени, ни Вечности – только груда замшелых камней, переживших и долгие тысячелетия покоя, и Шторм, их полную противоположность.
Неизвестно отчего хмурясь, он вернулся к поджидавшим его в отдалении спутникам, взял поводья у телохранителя и рывком взмыл в седло. Медвежья Сотня торопливо сомкнула кольцо, а перед глазами у Сварога на миг вновь встала непонятная и тягостная картина, навещавшая и прежде: странный зал в черно-красных тонах, высокие окна и плоские золотые чаши на столе, и полное одиночество, и смертельная тоска…
Отгоняя это неведомо почему привязавшееся видение, он тряхнул головой и подхлестнул горячего коня. Свита галопом понеслась вслед, гремя оружием и звеня трензелями.
…Еще часа через полтора они подъехали к гребню холма, перевалили через него и стали спускаться в долину, напоминавшую огромный амфитеатр, разве что без скамеек. Она была весьма обширной, не менее трех лиг в диаметре, почти посередине зеленели три округлых высоких холма. И повсюду по склонам, куда ни глянь, стояли люди, пешие и конные, в молчании и строгом порядке, в праздничных одеждах. Их было, пожалуй что, несколько тысяч. Со всей страны собрались – главы кланов и простые дворяне, землепашцы, мастеровые и моряки, книжники и инженеры. Отдельной пестрой кучкой стояли иностранные послы – Сварог их сразу высмотрел, во-первых, по церемониальным вымпелам соответствующих держав, во-вторых, по штанам. Прах побери эти вековые традиции… Но ничего не поделаешь. Коронация есть коронация.
Подъехавший стремя в стремя Даглас сочувственно шепнул:
– Старинные обычаи, мой король, увы…
И, спешившись, сам принял у него поводья. Обреченно вздохнув, Сварог положил топор на траву и, перехватив насмешливый взгляд Мары, преспокойно отвернулся. И направился в гордом одиночестве на вершину самого высокого холма – по неширокой тропинке, окружавшей его спиралью.
На вершине дул легонький ветерок, всадники и пешие казались крохотными, как шахматные фигурки. Навстречу Сварогу, оживившись, двинулись три древних старухи – в простых черных платьях с вышитыми на груди медвежьими головами, седые космы перехвачены широкими повязками из серебряной нити. Морщинистые лица вроде бы светились искренним доброжелательством, но дряхлость их навевала неприкрытую тоску, напоминая о неумолимо текущем времени, не знающем остановок и покоя. Смертельно не хотелось когда-нибудь и самому стать таким же, подпираться корявой клюкой и шамкать беззубо. Как бы исхитриться и помереть в относительном расцвете лет, в каком-нибудь жарком бою, в бездумной сече?