— Про церковь.
— Ах да, церковь. Виктору очень нравилось в церковь ходить. Каждый раз, как я его встречала, он туда и шел. Я его спрашивала: «Виктор, вы далеко?» — «В церковь». (Смеется.) По-моему, он ходил в «Пречистую Деву». Тут рядышком. Очень уж он на католика похож. Вы ж знаете, какие они. Словно только и ждут наказания.
— То есть вид у него был виноватый?
— Виноватый, да, но еще смиренный. И испуганный. Собственной тени боялся. Вдруг она кусается? Тяжело ему в жизни пришлось.
— Он работает?
— Наверняка, только я не знаю где. А как у него дела? С ним ничего не случилось? Вы так о нем вначале говорили, будто он умер, а теперь вроде получается, что он жив, да? Я его уже несколько месяцев не видела.
— Мы и сами пока не знаем.
— Если узнаете, сообщите мне, пожалуйста. Мне Виктор очень нравился.
— Еще один вопрос, если не возражаете.
— Задавайте. Вы тут можете до шести сидеть. В шесть приходят мои девчонки. Мы с ними в «Эрудит» играем.
— Вы когда-нибудь слышали, чтобы он сам с собой разговаривал?
— Виктор? Нет, конечно! Кто вам такую глупость сказал?
— Ваш сосед напротив.
— Господи, нашли кого спрашивать! (Морщится.) Слышали, какая у него музыка целыми днями орет? Даже я ее слышу, а я совсем глухая стала. (Показывает на слуховой аппарат за ухом.) Я уже и в контору жаловалась, но никто так и не пришел. Наверное, муж был прав, уезжать надо было отсюда давным-давно. Я-то все надеюсь, что район опять расцветет. И все по-прежнему станет… Напрасно это. Ничего по-прежнему не бывает.
ПАТРИК ШОНЕССИ, комендант дома:
— Он тихий был. За все время ни одной жалобы на него. И от него ни одной. Мечта, а не жилец. Хотя я иной раз просто диву давался: как можно быть таким тихоней? Пар-то должен куда-то выходить. А как в квартиру его зашел и увидел, что к чему, вот тогда и понял. Говорю себе: «Вот, Патрик! Сюда-то весь пар и выходил». Жутковатое зрелище, я вам скажу. (Разводит руками.) Первый раз такое вижу.
— Мы тоже.
— Так вот, я и говорю себе: «Патрик, это же искусство. Нельзя же так просто взять и все выбросить на помойку». Это ж сразу видно, правда? Вы ж искусствовед? Вот вы мне скажите, я прав?
— Совершенно правы.
— Ну вот, прав. А кстати, как думаете, эти картинки много денег стоят?
— А вы как думаете?
— Немало небось. А? Вы же специалист?
— Сейчас пока трудно сказать.
— Вот бы они дорогими оказались…
— Вы знаете, куда он уехал?
— Да куда угодно, у этого парня не все дома были. (Качает головой.) А может, и помер. Как думаете, не помер он?
— Не знаю.
— Ну да, откуда вам знать, вы ж не из полиции, верно?
— Нет, не из полиции.
— Ну и вот. Вам в полицию надо, они вам точно скажут, что с ним случилось.
— Думаете, они знают, где он?
— Ну уж наверняка они вам побольше моего скажут. У них работа такая, людей искать.
— Ну…
— Знаете, что я думаю? Я думаю, разонравилось ему тут. И неудивительно. Может, поднакопил деньжат и двинул во Флориду. Я сам туда собираюсь. Коплю. И еще накоплю обязательно. Если он тоже копил, значит, молодец. Там лучше. Вдруг он сейчас жизнью наслаждается? Тут-то он не очень наслаждался, по правде сказать.
— Вы имеете в виду, он был подавлен? Или как будто виноват перед кем-то? Или…
— Он всегда в землю смотрел. Прямо себе под ноги, даже сгибался для этого. Как будто мир на плечах держал. Я когда его видел, все думал: боится человек вокруг посмотреть. В смысле, боится, что не выдержит такого. Некоторые тихони живут себе преспокойненько, им просто сказать нечего, вот они и молчат. А ему — нет. Ему очень даже было что сказать, только не получалось.
ДЭВИД ФИЛАДЕЛЬФИЯ, сосед сверху:
— А кто это?
МАРТИН НАВАРРО, бывший муж Розарио Квинтаны, теперь живет восемью этажами выше:
— Расскажу, что знаю. Погодите, а вы с Кенни говорили?
— С Кенни?
— Ну да, с моим сыном? Вы же с ним говорили?
— Да.
— И как он выглядит?
— В смысле?
— В смысле, он счастлив, как вам показалось? Как он выглядит, я знаю, я ж не дурак. На меня похож. Она-то говорит, он на ее отца похож, но вы уж мне поверьте, она и знакомого-то на улице не узнает. Так что если она вам этого чудика описывала, то наверняка все напутала. Что она говорила?
— Что он таксист.
— Ну вот, пожалуйста, и сразу пальцем в небо. У него вообще прав быть не могло. Он же ничего не видел. Вечно на стены натыкался. Мы прямо с ума от него сходили, потому что он обо все бился и вещи ронял в два часа ночи. Спросите соседей внизу, они вам скажут.
— Так кем же он тогда работал?
— Не знаю. Но точно не таксистом. Ну кем такие чудики обычно работают? Может, автобус водил.
— Вы же говорили, у него со зрением проблемы.
— А вы давно в последний раз в автобусе ездили? А может, он претцелями [5] торговал.
— По-моему, для такой работы он староват.
— Да, тут вы правы, я не подумал. А сколько ему было?
— А вы как думаете?
— Он старый совсем. Сколько Розарио сказала?
— Она не знала.
— Ну, что бы она ни сказала, прибавьте десять лет. Или двадцать. Или можно вычесть. И получите правильный ответ.
ЖЕНЕВЬЕВА МАЙЛЗ, соседка снизу:
— Такое ощущение, что он там мешки с песком пинал.
Ее муж, КРИСТОФЕР:
— Да, похоже.
— Это как?
— А вы как думаете?
— Ну… глухие удары?
— Ага, удары.
Как сделать выставку картины площадью в гектар? Я разбирал наследие Виктора и пытался сообразить, как же со всем этим быть. По нашим подсчетам, тут было около 135 тысяч рисунков, все на листках А5. Бумага серая, дешевая, такую в каждом магазине продают. Картинок как раз хватало, чтобы покрыть почти два гектара. В принципе, можно было бы и все полотно целиком повесить, если бы только Китай согласился отдать нам в аренду Великую Китайскую стену.
Я заплатил за квартиру Виктора за год вперед и привел фотографа, чтобы запечатлеть, как что лежало. Нанял двух временных служащих, чтобы они нумеровали коробки, переписывали содержимое и складывали все в грузовик. Когда квартира опустела, пришли уборщики, пропылесосили и вымыли как следует, чтобы избавиться от удушающей пыли. Дальше поле боя перенесли из Квинса на Манхэттен. Я снял складское помещение в трех кварталах от галереи и переоборудовал его под лабораторию. Сложил все коробки в одной комнате, а в другую притащил стол, кресла, операционный светильник, матерчатые перчатки, лупу, нагреватель, софиты, компьютер, пол застелил клеенкой. Тут мы с Руби и провели остаток зимы и весну. Каждый вечер приходили и разбирали две-три коробки. Главная задача была — поскорее сложить вместе все фрагменты, но все-таки мы иногда останавливались, чтобы полюбоваться на какую-нибудь особенно красивую картинку. И еще мы мозги вывихнули, пытаясь придумать, как это все выставлять.