Просто абсурд какой-то! Она сыта этим розыгрышем по горло! Ложь, ложь, все новые и новые обманы, стоило только начать… И ведь с самого начала не было никакой причины лгать. Она дурачит человека, который так мил с ней и явно не заслуживает, чтобы из него делали идиота. Закрутила такую карусель, с которой сама теперь не может спрыгнуть. Нет, надо решиться и сказать ему правду, как бы трудно это ни было, иначе все станет еще хуже. Одна ложь будет громоздиться на другую, порождая третью, и так без конца…
Все верно! Она шла к телефону, полная решимости позвонить Джесс и сказать ей все как есть. Решение ее окрепло, когда она вошла в свою спальню и подошла к кровати. Сестре она признается первой. Скажет, что полюбила Оливера и ей отвратительна мысль, что она вынуждена ему лгать, что во всем виновата она сама и что, если Джесс не приедет сюда, в Кент… Но куда, к черту, ее занесло? Где она находится? Как Джесс сюда добираться? Рыскать по всему графству в поисках особняка Уэббера?
Эбби присела на край кровати, взяла трубку и решительно набрала номер. Если удастся убедить сестру приехать в дом Уильяма Уэббера, она пойдет на кухню и спросит Оливера, как сюда добраться, а потом расскажет ему всю историю с начала до конца и еще раз позвонит Джесс…
Прижав трубку к уху и слушая зуммер вызова, Эбби тихонько молилась, чтобы Джесс оказалась дома. Ожидание казалось бесконечным. Ничего. Наконец трубку взяли.
– Ох, Джесс! – с облегчением воскликнула она, но это был автоответчик. Пришлось говорить с бездушным аппаратом. Послушай, Джесс, ты втравила меня в такую историю… Я не в Париже, как собиралась. Я в доме Уильяма Уэббера, это в Кенте, я тут с его шофером, Оливером. И я по нему с ума схожу, но самое ужасное, что вынуждена его обманывать. Он думает, что я это ты, это ужасно, а хуже всего, что я должна встретиться тут с Уэббером. Ох, и зачем только ты все это затеяла? Мне так плохо! Я чувствую себя преступницей, нет таких денег в мире, которые могут компенсировать все то, что мне пришлось пережить, и…
Вдруг откуда-то сзади протянулась рука и нажала на клавишу отбоя, другая рука отобрала у нее трубку и положила на рычаг аппарата. В ужасе Эбби оглянулась и увидела неумолимое лицо Оливера. Глаза его сузились и приобрели металлический отблеск, когда он взглянул на нее, сидящую на краешке романтичного ложа и страшно взвинченную.
– Послушайте, что, к черту, вы задумали? – грозно спросил он.
Эбби откинулась назад, пытаясь отстраниться от него, но он заставил ее встать с кровати.
– Я слышал каждое ваше слово, каждое, будь я проклят! Если вы говорили с дантисткой, то я Джеймс Бонд. Кто вы, черт побери, и что за спектакль затеяли тут разыгрывать?
Ох, Господи, в панике думала Эбби, только не это!.. Неужели придется сознаваться ему в такие минуты, когда он охвачен гневом и ослеплен подозрительностью? Нет…
– Я… я хотела сказать вам , – почти прохрипела она в ужасе, – но все не могла решиться. Ох, Оливер, я так ужасно виновата перед вами, я обманывала вас. Это совсем не похоже на меня. Я человек честный, и никогда раньше ничего подобного со мной не происходило. Просто, когда вы явились к нам в дом и приняли меня за Джессику, я почему-то не стала этого отрицать… Сама не знаю, как это вышло… А потом, потом…
Перехватив его взгляд, она запнулась, ибо он так гневно смотрел на нее, будто ненавидел всем сердцем.
Вдруг он обнял ее и сильно прижал к себе, и она почувствовал, как гнев и напряженность покидают его. Ей даже показалось, что он пробормотал что-то вроде «слава Богу», но уверенности у нее не было.
и она плакала, громко всхлипывая у него на плече, говорила, что виновата, виновата, виновата… Наступило неслыханное облегчение, оттого что он теперь все знает. Вот и пролились эти очистительные слезы.
– Но если вы не Джессика Лемберт, то кто же вы? – спросил он, когда ее всхлипы и стоны поутихли.
Эбби попыталась поднять лицо и посмотреть на него, но не смогла, ибо он сильно прижимал ее к себе, гладя по голове и нежно убаюкивая, больше не гневаясь, но, очевидно, все еще испытывая недоверие.
– Я Эбби, Эбигейл, – тихо проговорила она. – Я так виновата, Оливер, сразу не сказав вам, что я не Джессика… Я просто не ожидала, что наше знакомство продлится и что вы захотите увидеть меня еще раз, вот потому все так и получилось. А чем дальше, тем больше я боялась вас потерять, и все становилось хуже и хуже, и мне все труднее было…
– Успокойтесь, дорогая моя. Все хорошо. Вы загнали себя в тупик, но это не ваша вина. Я не сержусь на вас, милая. Вы это вы и… и…
Он поднял ее лицо за подбородок и заглянул в залитые слезами глаза. На его красивом лице не осталось и следа раздражения и гнева, и Эбби вдруг поверила, что все и вправду хорошо, и почувствовала себя так спокойно, что даже удивилась, ради чего она столько времени мучила себя. Что за дурость позволить зайти этой бессмысленной лжи так далеко! Он ясно дал ей понять, что испытывает к ней весьма глубокое чувство, так неужели она не могла сообразить, что он все ей простит?
– Кстати, я не ошибся, я все расслышал правильно? – прошептал он улыбчивым голосом. – Вы, кажется, изволили сказать, что сходите по мне с ума?
Счастливая, она взглянула на него сквозь слезы.
– Д-да… Потому-то я и звонила сестре, – созналась она. – Я не могла больше выносить, что вы называете меня Джессикой, и решила, что…
– Ох, бедная моя, – почти простонал Оливер, прежде чем закрыть ее рот поцелуем.
Поцелуй был долгим и упоительным. Сердце Эбби переполняла любовь. Она прильнула к нему, еще больше любя его за понимание. Он такой добрый, такой удивительный человек, а она лгала ему, но теперь, теперь все хорошо.
Она была счастлива, ибо сердце ее скинуло с себя непомерную тяжесть вины. И как это прекрасно, что можно любить его свободно, без страха потерять.
– Ох, Эбби, – страстно шептал он, глядя на ее зарумянившиеся щеки. – Я должен был бы догадаться, что вы Эбигейл, а не Джессика. Мне так нравится ваше имя, оно так идет вам, и знайте, я тоже теряю из-за вас рассудок, как и вы… Эбби, Эбигейл!
Он ласково повторял это имя между частыми поцелуями, которыми осыпал. ее щеки и шею. – А теперь я больше не могу, ты должна стать моей, Эбигейл, потому что сейчас настало наше время.
Романтическое ложе вдруг, будто течение вод, подхватило их, заманивая и унося в свою ласковую пучину. Оливер лежал сверху, смотрел на ее лицо и улыбался, сдвигая прядки волос со щек и лба.
– Все будет очень хорошо, моя удивительная Эбби. Теперь я не оставлю тебя и не допущу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Мы будем любить друг друга, и тебе совершенно нечего бояться. Уверен, что не я один хочу этого, но и ты тоже. Я говорю все это потому, что ты такая чистая и ранимая… Ты должна знать, что я всегда буду заботиться о тебе, я это твердо обещаю.
Он склонил голову и поцеловал ее страстно и пылко, и Эбби обняла его и тесно прильнула к нему. Удивительно, он простил ее, он ее любит и обещает заботиться о ней. Бояться больше нечего, ничто больше не мешает изъявлению чувств. Сердце и душа ликовали, и все, что угнетало, исчезло бесследно, оставив ее свободной, свободной любить этого человека, который столь неожиданно возник в ее жизни и занял в ней такое огромное место.