– Я люблю тебя, Джо!
Он спрятал лицо в ее волосах и крепко прижал к себе. И пока они танцевали, она чувствовала во всем теле мучительную сладость и спрашивала себя: может быть, все это – нежные взгляды, любовь, светящаяся в его глазах, трепет его возбужденного тела – все-таки всерьез? Может быть, он не просто находит ее желанной и соблазнительной? Может быть, разгорается искра их прежней любви?
Но ведь любил он не ее, а Бет! Она, Тина, была всего лишь отдушиной. Бет отказала ему в ласках, и Джо пришлось искать, с кем утолить свое отчаянное желание. Но любил он Бет. Это следует помнить! В голове у него только одно – месть! Ах, нет! Еще плотский голод.
А Джованни тем временем нашептывал ей на ухо эротические итальянские словечки, и, слабея от наслаждения, она силилась напомнить себе, что в действительности им движет. Голод и гнев. Надо разрушить его планы остаться в Этернита, вернуть любовь матери и уважение горожан. Надо! Не то доживешь до того, что увидишь, как он выходит из церкви под руку с новобрачной...
Но пожалуйста, взмолилась она про себя, можно еще немного побыть в его объятиях? И, плывя в такт музыке, отдалась грешному удовольствию, блаженно чувствуя теплую ладонь на спине, нежное давление, которое заставляло соприкасаться тела, огонь его тела, упоительный шепот любовных слов...
– Десерт? – предложил он.
Вырванная из фантазий, она скрыла свое разочарование, оперлась на его руку и кинула на него кокетливый взгляд.
– Думала, ты никогда не вспомнишь!
Когда они уселись, Тину трясло от возбуждения, потому что она знала уже, что собирается сделать.
– Ромовые пирожные с сыром и взбитыми сливками? – возбужденно спросила она и потянулась к бокалу. Официант кинулся наполнить его. – Как ты считаешь? – Тина передала меню Джованни и, пока тот читал, мигом опрокинула бокал в цветочную вазу и опять кивнула официанту.
– Да, тебе понравится... А ты не находишь, что несколько налегаешь на алкоголь? – Он нахмурился.
– Он на меня не действует, – отмахнулась Тина и отпила глоточек, глядя на него большими невинными глазами и думая про себя, что, в сущности, никого не обманывает. Она любит его, и пусть весь мир знает об этом, весь мир! Только не он. Тогда, десять лет назад, он провел с ней несколько недель, любя, обманывая, доводя до безумия. А потом он ее бросил. Больше такому не бывать...
– Tiramisu и Fugazza, – сделал заказ Джованни. Тина под шумок снова вылила шампанское в цветы, а остаток – в вазу с фруктами и сияющей улыбкой встретила Джо, когда он к ней повернулся.
– Я чувствую себя... ну, просто чудесно!
– Ты чудесно выглядишь, – Джованни потянулся к букету и вытащил из него гардению. Стебель ее сверкал пузырьками, и Тина затаила дыхание, но Джо осторожно вытер его салфеткой, наклонился и вложил цветок в вырез ее платья.
Он не торопился отнимать руку, и от шелковистого прикосновения пальцев Тина совсем потеряла голову. Безумно захотелось податься всем телом к его руке, соблазнительно изогнуться, попросить пойти куда-нибудь в безлюдное место. Она прикрыла глаза, чтобы утаить это сумасшедшее желание, и тут, к ее сожалению и радости, ласка кончилась – он убрал руку, откинулся и, поедая ее взглядом, промокнул рот салфеткой.
– Поосторожней с шампанским. Может быть, уже хватит? – И сделал жест, чтобы унесли ведерко с бутылкой.
Соберись, велела себе Тина, пора! Надо сделать это сейчас, не то она скажет ему, что ей все равно, любит он ее или нет. Брякнет, что хочет его, и все тут, – пусть даже на несколько недель.
Она должна это сделать! Пусть ему будет стыдно и неудобно. Люди потом простят ее, потому что она только что обручилась, а невестам позволительно легкомыслие, особенно после шампанского. Оркестр остановился передохнуть, более удобного случая не сыскать. Взяв, себя в руки, надеясь, что за спиной столько плюсов за беспорочную жизнь, что потерять пару-другую не грех, Тина оттолкнула стул и дико взмахнула руками в попытке обнять террасу и весь ресторан.
– Я выхожу замуж! – восторженно объявила она.
– Тина! – остерегающе пробормотал Джованни, и кое-кто захихикал.
Это была неправильная реакция! Слегка покачиваясь, она подтащила к себе стул и взобралась на него. Отлично! Мужчины в зале пооткрывали рты, когда красные оборки и длиннющие глянцевые ноги оказались на уровне их глаз.
– Это секрет, но я больше не могу сдерживаться, потому что хочу, чтобы вы все знали, как я счастлива! – прокричала она. – У меня будет свадьба в доме Тамбр... Тамблинов, и вы все, все приглашены! Да! – прибавила она под аплодисменты, смех и крики «ура!».
– Иди ко мне, радость моя, – нежно позвал Джованни, протягивая ей руки.
Ни дать ни взять смущенный, любящий жених! Тина ухмыльнулась. Если бы взгляд убивал...
– Я еще не кончила! – запротестовала она и нетвердо поставила ногу на полированную поверхность стола, спихнув каблуком цветы и фрукты и оценив то, как ловко Джованни поймал их, а также спас свечи в подсвечниках. – Я хочу еще сказать, – медлительно, торжественно, как говорят пьяные, заявила она, бросив победный взгляд на Джованни, который спокойно, штука за штукой, укладывал блестящие фрукты обратно в вазу.
– Может, потом скажешь? – мягко предложил он. Комната накренилась. Стул пополз из-под ног. Не выдержав напряжения, она наклонилась и положила руки на его широкие, надежные плечи. Джованни взял ее за талию, почти сомкнув пальцы, осторожно опустил на пол и нежно поцеловал в нос.
Блаженство, подумала она с закрытыми глазами, чувствуя, как обнимает ей плечи согретая его телом атласная ткань смокинга. Поежилась, наслаждаясь ощущением одежды, которую носил он, тихонько вздохнула от мимолетности этого счастья...
– Домой, – мягко сказал Джованни, поразив ее в самое сердце добродушно-насмешливой улыбкой.
– А десерт?
– Домой! – повторил он, ведя ее к выходу.
Помня, что на ходу нужно покачиваться, она хихикнула.
– Но машина – там! – запротестовала Тина, когда он направил ее к дороге.
– Прогуляемся. Тебе на пользу пойдет. И у меня есть правило, – спокойно сказал он. – Правило, которого я придерживаюсь с тех пор, как моего дядю переехала машина. Прямо на моих глазах. Мне было десять.
Тину передернуло.
– Кошмар! – невнятно пробормотала она, думая о том столкновении, когда – он врезался в Сью и Майкла. Как это, должно быть, было для него ужасно. Она и не знала. – А что за правило?
– Я дал себе клятву никогда не садиться за руль, когда пьян или расстроен. И никогда этого не делал. И то, и другое влияет на здравость суждения.
Тина горько молчала. Он хотел выглядеть благородным в ее глазах, но она знала, что он бессовестно лжет. В ту ночь он не пил, но был очень расстроен – и, вне всяких сомнений, сидел за рулем.