— Ох! Ох, черт, опять начинается.
Она легла на диван, дрожа всем телом. Прижала одну из диванных подушек к груди и уставилась в потолок. Очень скоро у нее начали стучать зубы — по мнению Гораса, звук этот очень раздражал.
Он принес мяч, надеясь ее отвлечь, но женщина оттолкнула его:
— Нет, милый, не сейчас. Позволь мне через это пройти.
Горас отнес мяч к неработающему телевизору и лег. Дрожь теряла силу, а вместе с ней слабел идущий от женщины запах болезни. Пальцы, сжимавшие диванную подушку, расслабились, как только она начала засыпать. Потом и захрапела.
И это означало, что пришло время перекусить.
Горас вновь полез под столик, огибая конверт, в котором находилась распечатка файлов из папки «ВЕЙДЕР». За конвертом его ждал поп-корновый рай. Он мог считать себя счастливой собакой.
Горас еще пировал, его бесхвостый зад качался из стороны в сторону от удовольствия, близкого к экстазу (разбросанные по полу гранулы были невероятно масляными, невероятно солеными и, что самое главное, дозревшими до совершенства), когда вновь заговорил мертвый голос:
Отнеси это ей.
Но он не мог. Его хозяйка ушла.
Другой ей.
Мертвый голос не потерпел бы отказа, да и от поп-корна почти ничего не осталось. Горас решил, что оставшимися гранулами он займется в следующий раз, и пятился, пока конверт не оказался перед ним. На мгновение забыл, чего от него хотят. Потом вспомнил и ухватил конверт зубами.
Хороший песик.
Что-то холодное лизнуло щеку Андреа. Она отмахнулась и повернулась на бок. На несколько мгновений погрузилась в исцеляющий сон, но тут раздался лай.
— Заткнись, Горас. — Она сунула диванную подушку под голову.
Но собака вновь залаяла, а потом тридцать четыре фунта корги приземлились ей на ноги.
— Ах! — воскликнула Анди, садясь. Посмотрела в пару блестящих, красновато-коричневых глаз и лисью улыбающуюся мордочку. Только улыбку что-то скрывало. Конверт из плотной коричневой бумаги.
Горас бросил его на живот Андреа и спрыгнул на пол. Он никогда не запрыгивал на чужую мебель, но мертвый голос дал понять, что дело не терпит отлагательства.
Андреа взяла конверт, с вмятинами от зубов Гораса. К нему также прилипла гранула поп-корна, которую она смахнула. Внутри лежало что-то достаточно объемистое. На лицевой стороне Андреа прочитала две надписи, обе большими буквами: «ПАПКА ВЕЙДЕР» и ниже — «ДЖУЛИИ ШАМУЭЙ».
— Горас? Где ты это взял?
Пес ответить, разумеется, не мог, но ответа и не требовалось. Гранула поп-корна ей все сказала. Всплыло воспоминание, такое расплывчатое и нереальное, что больше походило на сон. Ей это приснилось, или Бренда Перкинс действительно приходила к ее двери после первой ужасной ночи ломки? Когда в другой части города бушевал продовольственный бунт?
Может он полежать у тебя? Короткое время? У меня есть одно дело, и я не хочу брать конверт с собой.
— Она приходила, — сообщила Андреа Горасу, — с этим конвертом. Я взяла его… во всяком случае, думаю, что взяла… но потом меня затошнило. Вырвало. Опять вырвало. Наверное, я бросила его на столик, когда бежала в сортир. Так он упал? Ты нашел его на полу?
Горас громко гавкнул. Или ответил утвердительно, или говорил: Если хочешь, я готов снова поиграть в мяч.
— Что ж, спасибо. Хороший песик. Я отдам конверт Джулии, как только она вернется.
Спать ей уже не хотелось, и пока ее — какое-то время — не трясло. Зато разбирало любопытство. Потому что Бренда умерла. Ее убили. И вероятно, произошло это вскоре после того, как она оставила здесь конверт. То есть в нем могло лежать что-то важное.
— Я только загляну, хорошо?
Горас вновь тявкнул. Для Анди это прозвучало как: Почему нет?
Андреа открыла конверт, и большинство секретов Большого Джима Ренни высыпалось ей на колени.
Клер вернулась домой первой. Потом пришли Бенни, Норри. Все трое сидели на крыльце дома Макклэтчи, когда появился Джо, пересекая лужайки и держась в тени.
Бенни и Норри пили теплую крем-соду. Клер держала в руках бутылку пива мужа, медленно покачиваясь в кресле-качалке. Джо сел рядом с ней, и Клер обняла его за костлявые плечи. Он такой хрупкий, подумала она. Он этого не знает, но так оно и есть. Косточки, как у птички.
— Чувак, — Бенни протянул Джо остатки газировки, которые приберег для него, — мы уже начали волноваться.
— Миз Шамуэй задала мне несколько вопросов о коробочке. И таких, что я ответить не смог. Господи, какая эта вода теплая. Как летняя ночь. — Джо вскинул голову к небу: — И посмотрите на эту луну.
— Не хочу, — ответила Норри. — Она пугает.
— Все хорошо, милый? — спросила Клер.
— Да, мама. А как ты?
Она грустно улыбнулась:
— Не знаю. Это сработает? Как думаете? Только по правде? Какие-то мгновения никто не отвечал, и это испугало Клер еще больше. Потом Джо поцеловал ее в щеку.
— Сработает.
— Ты уверен?
— Да.
Она всегда чувствовала, если сын лжет — хотя знала, что эта способность может уйти от нее, когда он станет старше, — но на сей раз не уловила даже намека на ложь.
Клер поцеловала Джо — он подумал, что ее теплое дыхание от пива стало таким же, как у отца.
— Главное, чтобы не пролилась кровь.
— Не прольется, — заверил он мать.
Клер вновь улыбнулась:
— Ладно, тогда меня все устраивает.
Они еще какое-то время посидели в темноте, практически не разговаривая. Потом ушли в дом, оставив город спать под розовой луной.
В самом начале первого.
Джулия вошла в дом Андреа уже двадцать шестого октября. В половине первого. Вошла тихонько, но могла бы и не стараться, потому что услышала музыку: играл портативный радиоприемник Анди. «Стэпл сингерс» надирали всем задницу песней «Выбери правильную церковь». Горас вышел в прихожую, чтобы поприветствовать ее, виляя задом и улыбаясь чуть безумной улыбкой, на какую, похоже, способны только корги. Расставил лапы, наклонил голову, и она почесала его за ушами, где находились самые чувствительные местечки.
Андреа сидела на диване, пила чай.
— Извини за музыку. — Она приглушила звук. — Не могла заснуть.
— Это твой дом, дорогая. А для ХНВ это просто рок-н-ролл.
Анди улыбнулась: