— Он по-прежнему прячется на радиостанции? — спросил Мел. — Бацает рок? Сходит с ума ради Иисуса?
— Я не понимаю… — Сэмми уже не злилась, только боялась. Так бессвязно люди говорили в кошмарах, которые являлись, если покурить травку, посыпанную пи-си-пи. [78] — Фил уехал!
Ее четверо гостей переглянулись. Потом захохотали. Идиотское няк-няк-няк Сирлса перекрывало смех остальных.
— Уехал! Отвалил! — прохрипел Френки.
— Кто бы сомневался! — поддержал его Картер, они вскинули кулаки, стукнулись ими.
Джорджия взяла стопку книг в обложке с верхней полки книжного шкафа, просмотрела их.
— Нора Робертс? Сандра Браун? Стефани Майер? Ты это читаешь? Разве ты не знаешь, что сейчас рулит гребаный Гарри Поттер? — Она вытянула руки с книгами перед собой, разжала пальцы, выронила книги на пол.
Ребенок по-прежнему не просыпался. Чудо — не иначе.
— Если я продам вам травку, вы уйдете? — спросила Сэмми.
— Конечно, — ответил Френк.
— И поторопись, — добавил Картер. — Завтра нам на службу с самого утра. Инструктаж по эй-вак-ку-ации. Так что шевели своим толстым задом.
— Стойте здесь.
Сэмми ушла на крошечную кухню, открыла морозильник — уже теплый, все оттаяло, по какой-то причине от увиденного ей захотелось плакать — и достала один из пластиковых мешков с травкой, большой, с галлон. Три других остались на месте.
Сэмми начала разворачиваться, но кто-то схватил ее, прежде чем она успела это сделать, а кто-то другой вырвал мешок у нее из рук.
— Я хочу еще раз глянуть на твои розовые трусики, — сказал Мел ей на ухо. — Посмотреть, «воскресенье» у тебя на заднице или нет. — И вздернул футболку до талии. — Нет.
— Прекрати! Отстань от меня!
Мел рассмеялся: няк-няк-няк.
Луч фонаря ударил ей в глаза, но она узнала узкую голову в темноте за ним: Френки Дилессепс.
— Ты сегодня мне нагрубила, — услышала она. — Плюс отвесила оплеуху и тем самым обидела меня. А сделал-то я только это. — Он протянул руку и вновь ухватил Сэмми за грудь.
Она попыталась вырваться. Луч фонаря, направленный ей в лицо, метнулся к потолку, потом быстро спустился. Голова взорвалась болью. Френки ударил ее фонарем.
— Ой! Ой, больно! Прекрати!
— Хрена с два, не так уж и больно. Тебе еще везет, я не арестовываю тебя за торговлю наркотиками. Стой смирно, если не хочешь, чтобы я врезал тебе еще раз.
— Эта травка воняет дерьмом, — заметил Мел. Он стоял позади Сэмми, держа задранную футболку.
— Как и она сама, — вставила Джорджия.
— Должен конфисковать у тебя траву, су-ука, — объявил Картер. — Извини.
Френки все лапал ее грудь.
— Стой смирно, — ущипнул за сосок. — Просто стой смирно. — Голос погрубел, дыхание участилось. Она знала, к чему это ведет. Закрыла глаза. Только бы ребенок не проснулся. Только бы они больше ничего не сделали. Ничего более худшего.
— Давай же! — нетерпеливо бросила Джорджия. — Покажи ей, чего она лишилась после ухода Фила.
Френки лучом фонаря указал на гостиную:
— Пошла на диван. И раздвинь ноги.
— Разве сначала ты не хочешь зачитать ей ее права? — Мел рассмеялся: няк-няк-няк.
Сэмми подумала, что голова у нее развалится надвое, если она еще раз услышит этот смех. Но пошла к дивану, наклонив голову, поникнув плечами.
По пути Картер схватил ее, развернул, направил луч фонаря на свое лицо, превратившееся в гоблинскую маску.
— Собираешься кому-нибудь об этом рассказать, Сэмми?
— Н-н-нет.
Маска кивнула:
— И правильно. Потому что тебе все равно никто не поверит. Кроме, разумеется, нас, а потом нам придется снова прийти сюда и заняться тобой по-настоящему.
Френки толкнул Сэмми на диван.
— Трахни ее! — возбужденно воскликнула Джорджия, направив луч на Сэмми. — Трахни эту суку!
И все трое парней ее трахнули. Френки сделал это первым, прошептав:
— Ты должна научиться открывать рот, только когда стоишь на коленях.
За ним Картер. Когда он трудился на ней, заплакал Литл Уолтер.
— Заткнись, малец, а не то мне придется зачитать тебе твои права! — И Мел Сирлс расхохотался.
Няк-няк-няк.
Близилась полночь.
Линда Эверетт крепко спала на своей половине кровати; день выдался изматывающий, назавтра ждал ранний подъем (инструктаж по эвакуации), и даже тревоги, связанные с Джанель, не помешали ей заснуть. Она не храпела в полном смысле этого слова, но едва слышные звуки, крп-крп-крп, доносились с ее половины кровати.
У Расти выдался не менее изматывающий день, но спать он не мог и волновался не о Джан. Расти полагал, что с ней все будет в порядке, во всяком случае, какое-то время. Он мог справиться с ее припадками при условии, что они не усилятся. А если бы в больничной аптеке закончился заронтин, купил бы препарат в «Аптечном магазине Сандерса».
Расти думал о докторе Хаскеле. И разумеется, о Рори Динсморе. Перед мысленным взором так и стояла рваная, кровавая рана на месте глаза мальчика. Он слышал, как Рон Хаскел говорил Джинни: Я не труп. То есть не глух.
Да только доктор ошибался: он и вправду был мертв.
Расти ворочался на кровати, пытаясь отогнать эти образы, и добился того, что увидел Рори, бормочущего: Это Хэллоуин. А на его бормотание наложился голос дочери: Во всем виноват Большая Тыква. Ты должен остановить Большую Тыкву.
У его дочери случился припадок. Сыну Динсморов осколок пули выбил глаз и проник в мозг. И о чем это ему говорило?
Ни о чем мне это не говорит. Как сказал тот шотландец в сериале «Остаться в живых»? «Не принимай совпадение за судьбу»?
Может, и так. Может, именно так. Но «Остаться в живых» — далекое прошлое. И шотландец мог сказать: Не принимай судьбу за совпадение.
Расти перевернулся вновь и на этот раз увидел черный заголовок вечернего экстренного выпуска «Демократа»: «ПО БАРЬЕРУ БУДУТ СТРЕЛЯТЬ!»
Бесполезно. Да, о сне и речи быть не могло, а в такой ситуации пытаться силой затолкать себя в мир снов — самое худшее, что может сделать человек.
Внизу лежала половина буханки знаменитого клюквенно-апельсинового хлеба Линды; он видел хлеб на стойке, когда пришел. Расти решил, что съест кусок за чтением последнего номера «Американского семейного врача». И если статья о коклюше не вгонит его в сон, тогда заснуть точно не удастся.