И не нашел ни единой весомой причины, чтобы продолжать и без того затянувшееся лицедейство.
На следующее утро Атэлмар Вайерд Ол-Асджер Восьмой, он же – Святой Идвиг, проснулся в луже собственной мочи, лепечущий что-то бессвязное, словно младенчик. Впрочем, сравнение с маленьким ребенком не было аллегорией. Для такого сильного эсмонда, как Херевард, заглянуть в сон императора – дело плевое, а уж уничтожить личность – еще проще. Была бы там еще личность. Тьфу! Вспомнить противно.
Отгоняя мерзостные воспоминания, Херевард поежился, словно от сквозняка. Но в малом зале для собраний знаменитого на весь мир особняка, что на площади Лилий, никогда никаких сквозняков не водилось. Камины не дымили, крыша не текла, а штукатурка не осыпалась на голову. Не блекли фрески на исторические темы, не тускнели картины, и всякому посетившему обитель могучих магов казалось, будто время здесь остановилось. Так оно, в общем-то, и было: интерьеры эпохи Великого Раздора, вазы, спасенные из погибшего Прекраснейшего Файриста, вековой давности ковры. Но мир за стенами особняка стремительно менялся и, образно говоря, уже настойчиво тарабанил в двери, напоминая о себе многомудрым волшебникам.
– Мы погрязли в мелочных проблемах, мы забыли о том, как начинался наш путь, – заявил Херевард на экстренно созванном ночном совете. – Мы забыли, как сумели сокрушить все устои, как шагнули дальше, чем могли помыслить наши предки. Мы не боялись. Куда же делась наша отвага и смелость сейчас? Растерялась за тысячу лет?
Соратники ответили беспокойными взглядами. Синтаф раздроблен, а после заявления тива Алезандеза раскол произошел и в Эсмонд-Круге. И отступать дальше некуда.
Херевард собрал в своем кабинете только мужчин, только самых проверенных и верных. Никаких аннис. Хватит бабства, довольно нерешительности и осторожности, надоели постоянные напоминания о погубленной родине! Ничто не вечно, даже родина.
– У Аластара Эска хватило мужества поднять мятеж и отделиться. Чем мы хуже? Наша кровь так же чиста, и наша одержимость сильна. И я знаю, как нам раздавить этого наглого слетка.
Истинная правда! Он знал только, как это часто бывает, лекарство могло оказаться убийственнее болезни. Но тут уж ничего не сделаешь. Ядовитой чемерицей лечат от тифа, а тинктурой аконита – чахотку, между прочим.
– Теперь, когда гнилое мясо само отвалилось, – поморщился Херевард, снова подумав о предательстве Алезандеза, но уже без жгучей, как на первых порах, обиды, – нам остается только взять бразды правления в свои руки и нанести удар по новообразованному княжеству. Эск отрекся от Предвечного, сделав ставку на подспудное неверие полукровок в Его божественное покровительство. Он самонадеянно посягнул на ту область, где светскому властителю не место. Так почему бы нам не воспользоваться чужеродным, но метким и острым оружием?
Херевард ласково улыбнулся собственным замыслам. Еще посмотрим, кто из нас на самом деле Одержим Властью.
И ровно через два дня жители Синтафа одновременно узнали, что отныне они живут в государстве, управляемом самим Предвечным, чью волю в основополагающих вопросах общественной и политической жизни будут выражать его служители на Земле – эсмонды. Причем, дабы не впасть в соблазн узурпации власти, решения будут приниматься коллегиально, то бишь всеми членами Эсмонд-Круга. Мало того – все земли отныне принадлежат не каким-то там графам, как прежде, а непосредственно Предвечному, а посему сословия упраздняются, равно как и дворянские привилегии. Один бог, одна земля, один народ, а все вместе – Единый Синтаф. Много, очень много интересного узнали о новых порядках честные граждане в то утро. И про то, что за хуление Предвечного полагается тюрьма, и о том, что налоги отныне снижены вдвое, и платеж взиматься будет всего один раз в году, а не как прежде – по весне и по осени. И о том, что браки теперь будут разрешаться только после одобрения будущих супругов специальной комиссией эсмондов, и о том, что земли аристократов – мятежников и еретиков из так называемого Файриста – будут конфискованы и розданы в пользование верноподданным Предвечного. Что не могло не радовать очень многих. Говорят, в Янамари земля жирная такая, что за одно лето три урожая дает.
А в Янамари уже лето пришло. И даже прежде срока, хотя тивы всю зиму стращали народ долгими заморозками и затяжной весной. Середина мая только, а уж и ласточки прилетели.
Вились теперь стремительные пичуги высоко-высоко в голубом ясном небе, собирая дань в виде мошки с земли, раскинувшейся под их крыльями.
А под небом тем, где приволье и ветер, на той земле, что веками кормила огромную страну, жили люди. И было им сейчас не до пташек и не до созерцания бездонной синевы.
– Пощадите! Помилосердствуйте! Не оставляйте без опоры! – голосила крестьянка, валяясь в дорожной пыли. – Куда ж вы их? Да за что же?!
Лихой сержант осторожно вырвал свою штанину из ее цепких рук и сказал с чувством и расстановкой:
– Тихо, мать! Пока что в лагерь тренировочный, а потом как боги дадут. Может, и домой, но скорее всего на войну с эсмондами.
Чтобы, значит, без лишних иллюзий и надежд, но и не запугивая прежде времени. Бедную женщину понять-то несложно – ее мужа и троих взрослых сыновей в разгар полевых работ загребли в солдаты. С другой стороны, пусть спасибо скажет, что младшего – четырнадцатилетнего подростка – оставили в отчем доме, на хозяйстве. Хоть какие, а руки мужские и рабочие.
– Пропадет все! По миру пойдем! Помрем ведь! – рыдала селянка.
– Не шуми, мать. Ты ж понимать должна – загребут по-любому: не под княжьи знамена, так под императорские… Тьфу ты! Под чаровницкие, эсмондские. Кончились тихие времена. Это я тебе, Расмас Тин, говорю.
Отчаявшись дождаться от Атэлмара Восьмого решительных действий, Эсмонд-Круг во главе с Херевардом низложил Императора, провозгласив Синтаф Святой Теократией. Вот какие дела на свете творятся!
– Эсмонды соберутся с силами и по нам ка-ак вдарят…
– Ой-ой-ой! – выла янамарка, размазывая по щекам грязь и слезы.
– Точно тебе говорю. Думаешь, кто-то оставит тебе мужиков? Не надейся! – Служивый недовольно оглядел неровный строй растерянных новобранцев, окруженных со всех сторон вооруженными солдатами из вербовочного взвода: – Чего ждем? Шагом марш в лагерь!
Его стараниями в деревне Синицы остались только женщины и дети, которым ох как трудно будет вырастить и собрать урожай без мужчин.
Впрочем… сержант Расмас Тин очень сильно сомневался, что эти веселые зеленые поля, которые так радуют глаз любого крестьянина, сохранятся в неприкосновенности, когда по ним пройдется имперская пехота. Что не вытопчут, то сгорит…
– Как же нам жить теперь? – робко спросила другая женщина, совсем еще юная, но замужняя.
– У янамарского владетеля спроси, кралечка, – рассмеялся сержант, ему приятно было поболтать с миловидной бабенкой. – Я – человек подневольный, мне что командир сказал, то я и делаю – сгоняю мужичье в лагерь учиться с мушкетами обращаться. Пока время есть.