– Да! Привязывай, привязывай! И покрепче! Так ему и надо.
– Хочешь сказать, что этот щенок тут тоже шурий потрошил? Однако! И вообще… Ляжки Глэнны!
– Не богохульствуй!
– Да ладно тебе! – отмахнулась Грэйн, продолжая стреноживать господина Акэлиа. – Прямо голова кругом… Это мне такое наказание. Точно. Куда ни сунусь – обязательно хоть на одного из вас, кузены ползучие, да наткнусь. Уф! Готово. Надо воды поискать и вообще… дух перевести. А?
– Этот… – Джона кивнула на до смерти перепуганного Тиглата. – Этот нам еще пригодится… Лучше скажи, где ты взяла вот того? – и невежливо ткнула пальцем в Удэйна.
– В индарской долговой тюрьме. Да не смотри на него так: он уже не тив и даже не Удаз. Удэйн ир-Апэйн, посвященный Локки и верный подданный Его Священной Особы, – ролфийка задорно подмигнула. – Каково?
На поименованного с нескрываемым интересом уставились сразу две пары синих шурианских глаз. Вот этот бравый хёлаэнай – тив? Кто из нас заболел мозговой горячкой и бредит?
– Поразительно! Грэйн, дорогая, у тебя просто дар делать ценные приобретения для ролфийской короны, – всплеснула руками Джойана. И без всякого смущения начала ходить кругами вокруг седого ролфи, словно изучая редкостный музейный экспонат. – Уже и не тив, и не диллайн. Вот чудеса-то! Вот так сюрприз! Ну, ничего, дорогая моя эрна, я тебе тоже припасла подарочек!
Лукавая шуриа встала у изголовья пленника и с подковыркой так спросила:
– Как ты думаешь, милая моя Грэйн, кто сей юный вольнодумец?
– В каком смысле?
– Во всех смыслах.
Эрна ненадолго задумалась.
– Его зовут Эгнайр Акэлиа, сын Тарвен. Студент богословского факультета. А еще он чистокровный ролфи, что лично для меня неожиданно и странно. В этих… конфедерациях средь всяческих смесков – большая редкость.
– А еще он прямой потомок Вилдайра, – доверительно сообщила леди Джойана. – Точно тебе говорю. Я же вижу его дух.
На этом моменте Шэйз Тиглат наконец-то понял, что все происходящее – бред погибающего разума. На самом деле студенты-вивисекторы вскрыли-таки его череп и теперь ковыряются в нем в поисках пресловутой магородной железы. А мозгу-то не больно совсем! И шуриа с чистой совестью закрыл глаза. Какие тивы-ролфи, какие накладные животы, какие наследники Священного Князя? Бред, последние фантазии несчастного замученного пленника и более ничего! Прощайте, соратники по борьбе! Отомстите за меня! Свободу шурианскому народу!
Вставай, Проклятьем заклейменный…
Все шло не так!
Эрн Фрэнген аккуратно свернул и убрал карту, откинулся спиной на слежавшееся прошлогоднее сено, надвинул фуражку на глаза и принялся жевать соломинку. Курить хотелось отчаянно, но кто же в своем уме станет попыхивать трубкой в полной пересохшего сена риге? Не говоря уж о том, что табачный дым – это отличный способ оповестить о своем присутствии всех окрестных идберранских вояк, каковых в округе собралось немало. Пограничную реку Ирати, разделявшую Свободную Республику Идбер и земли вновь образованного и еще никем, кроме Ролэнси, не признанного Княжества Файрист, Экспедиционный корпус покамест не переходил. Эрн Рэймси, блокировав Старую и Новую Амалерские дороги, очень демонстративно разместил свои немногочисленные, но зубастые батальоны и батареи на эскизарском берегу Ирати и всячески трепал нервы конфедератам. То маневры затеет, то показательные стрельбы (холостыми) для союзников, а то и вовсе офицерский пикник с дамами из двух ближайших городков – прямо на крутом бережку пограничной реки. Идберранцы, натурально, нервничали, но на ролфийские провокации не поддавались, прекрасно понимая – Рэймси тянет время. Но помешать «Ядреному Эвейну» в его планах ничем не могли. Переходить Ирати при таких условиях для войск Идбера было откровенным самоубийством. И хотя Республика и поставила под ружье всех, кого смогла загнать под свои черно-синие знамена, сил на то, чтобы бдительно стеречь границу по всей ее протяженности, у идберранцев не хватало. Чем и воспользовалась группа Фрэнгена. Крюк, конечно, пришлось сделать изрядный, и без приключений не обошлось. Зато в стремительном ночном бою, точнее сказать – ночной резне, учиненной ролфийскими диверсантами в полевом лагере идберранских ополченцев, Фрэнген со товарищи разжились трофейной формой нового образца и теперь хоть издалека и в темноте, но могли попытаться сойти за «своих», буде им не повезет наткнуться на патруль. Но вот до Ициара оставался всего один переход, а ролфи все еще везло. Пятнадцать вооруженных до зубов человек в мундирах с чужого плеча – это, конечно, не иголка в стогу… пр-роклятое сено!.. – но при известной сноровке и они могут стать почти невидимыми.
До безлунной темной ночи – лучшей подруги всех разведчиков и диверсантов – оставалось еще часов пять, а спать уже не хотелось, и капитан Фрэнген получил замечательную возможность просто спокойно и со вкусом подумать. Размеренно, отвлеченно даже – поразмыслить о будущем и припомнить, как именно он из майора и коменданта превратился в капитана и диверсанта. Благодарить за эту перемену в судьбе бывшего командира гарнизона форта Логан следовало, конечно же, болтливую, как все бабье племя, эрну Кэдвен. Девка оказалась не просто дурой, а дурой, бойкой на язык. Эрн Рэйберт, разумеется, в свои годы уже достаточно хорошо научился складывать два и два, чтоб различить прямую связь между благосклонностью лорда Конри к дочери опального предателя Сэйварда и внезапной инспекторской проверкой в его, Фрэнгена, форте. Проверкой, имевшей только одну цель – выявить комендантские грехи (а у какого коменданта их нет, скажите на милость?) и под барабанный бой отконвоировать эрна Фрэнгена на гауптвахту, дабы предать суду военного трибунала… Впрочем, его почти добровольная отставка с понижением в чине Конри тоже устроила. Воистину дочка Сэйварда отрастила себе неплохие сиськи, но отсутствие мозгов у нее оказалось наследственное. Мало того что сама попалась на зубок к Конри, так еще и Фрэнгена за собой утянула. Дура. Есть женщины, которым следует открывать рот только для одной цели, и Грэйн эрн-Кэдвен – из таких.
Рэйберту эрн-Фрэнгену было почти до слез жалко своего сырого промозглого форта Логан, своего кабинета и любимого кресла, своего налаженного хозяйства и даже этого стада истеричных баб, которые считались его подчиненными. И свиней, кстати, тоже. Там, в Логгэнси, он был на своем месте, похоронив амбиции под гранитными плитами бастионов, зарыв честолюбие в самом глубоком из казематов. Именно то соотношение власти и ответственности, которое его вполне устраивало. И все пошло прахом под совиный хвост по милости этой грудастой дурищи! Ляжки Глэнны, да один годовалый боров из комендантского свинарника был ему дороже, чем десяток таких девиц! Покамест Локка берегла эрну Кэдвен от встречи с бывшим командиром, но если им суждено столкнуться, тогда… «Придется объяснить тебе, девка, где твое место. И для чего тебе такой длинный болтливый язычок. И сука-Конри тебе не поможет, будь уверена».