Грэйн при виде перемазанного грязью и соплями личика брезгливо морщилась. Джона же сидела тихо, как мышка, стараясь без нужды не шевелиться, ни к чему не прикасаться. В недрах «Скорого» было ужасающе грязно, копоть от сгорающего угля и дров оседала везде, где это только возможно. Пароход шел вверх по реке, паровая машина работала, и дым беспрепятственно проникал в окна. И как ни береглась Джойана, но очень скоро все обитательницы женского отделения стали чернокожими. В чадящем неровном свете масляной лампы блестящие черные лица, на которых сверкают белки глаз, — зрелище устрашающее.
Есть такое выражение «атмосфера сгущалась», но Джона всегда считала его метафорой, обозначающей нарастание неприязни. Однако же в недрах «Скорого» она сгущалась буквально. Лампа почти не давала света, дышать становилось все тяжелее, а на зубах скрипела какая-то мерзость.
Шурианка жалобно сжала ладонь подруги, винясь за желание плыть на пароходе.
— Лучше бы мы пешком пошли.
— Ничего подобного! — нарочито громко сказала ролфи и встала, потянув за собой Джойану. — Тут гораздо лучше с точки зрения безопасности. Если кому-то захочется тебя убить, то сначала ему придется вырезать весь здешний курятник.
Она направилась к окну, бесцеремонно отодвинула каких-то теток и на освободившееся место усадила Джону и плюхнулась рядом.
— Тут, конечно, грязнее, зато свежий воздух есть. А отмоемся после.
Как и ожидалось, никто и не пикнул. Вокруг женщин образовалось пустое пространство, словно шуриа была прокаженной и у нее палец случайно отвалился.
У окна и впрямь оказалось свежее, зато и многократно шумнее. Двигатель «Скорого» гудел и рычал из подступающей темноты, не давая пассажирам и на миг сомкнуть веки.
— Ничего, ничего, скоро он остановится, тогда и поспим, — утешала Грэйн ошалевшую от навалившихся разом неприятностей подругу-княгиню.
Дух парохода тоже без остановки урчал в мыслях Джоны, как огромный сытый котище. Он делал свою работу — истово и самозабвенно служил людям, пробудившим в нем жизнь, и в том заключалось его простое счастье. Постепенно шуриа вызнала, что горожане молились «Скорому», как крестьянин на корову-кормилицу. Еще несколько лет назад Лайз пребывал в запустении и упадке, люди разъезжались кто куда. Пока в чью-то умную голову не пришла рискованная идея. Отчаявшиеся обыватели собрали по подписке нужную сумму и купили техническую новинку — пароход. Не сразу, но довольно быстро жизнь наладилась, потекли прибыли, и мало-помалу народ уверовал в… пароход. Все просто — там, где царит безверие, где душам смертных нет успокоения, заводятся… пароходы. Или паровозы.
Сама не заметив, Джона задремала, прислонившись к плечу Грэйн. И сны ее напоминали воды Ирати — темные и холодные, которые бороздили вверх и вниз тяжелые мысли-предчувствия, словно… проклятые пароходы.
Капралу Кэйррону ир-Сэйгану, в общем-то, жаловаться было особенно не на что. В отличие от бедняжек-дам, ему, как несомненному представителю полу мужеского и, соответственно, привилегированного, путешествовать довелось не в тесном и душном загоне на средней палубе, а в гораздо более просторном и открытом практически всем речным ветрам помещении на верхней. И пусть кое-кто из пассажиров «Скорого» тихонько бурчал себе под нос о сквозняках, инфлюэнце, радикулите и запрете на курение, а Сэйгану только того и надобно было — чтоб свежий ветерок и обзор всего… м-м… прицельно простреливаемого сектора. Поначалу он, правда, все-таки честно поискал те самые «кровати», за лежание на которых в сапогах «Памятка пассажира благословенного судна» грозила страшными карами, однако единственным, что хоть отдаленно напоминало бы искомое, оказались дощатые нары, устроенные вдоль бортов в два ряда. Эти «спальные» места на поверку оказались столь плотно заполнены сидящими пассажирами, что возлечь на них, а тем паче, в сапогах совершенно не представлялось возможным. Успокоившись насчет самого устрашающего из запретов, Сэйган еще раз внимательно огляделся, принюхался и убедился, что вторую по строгости заповедь, касательно курения, находчивые файристяне тоже успешно обошли. Возле каждой лежанки стояло по плевательнице, и лишенные трубок и сигар мужчины тут же принялись увлеченно жевать табак, который бойкий юноша-стюард раздавал совершенно бесплатно. А дыма из пароходной трубы хватило бы самому истосковавшемуся по трубке сердцу.
Паровая машина громко урчала, труба дымила, лопасти гребных колес красиво блестели в лучах закатного солнца, а само благословенное судно весьма бодро шло вверх по течению. Узнать, как там дела у женщин, Сэйган все равно не мог, кушать плотно пообедавшему ролфи пока не хотелось, к жеванию табака и обывательским разговорам бравый капрал испытывал отвращение, да и не стремились добрые файристяне навязываться в собеседники к клыкастому островитянину. А потому молодому ролфи оставалось лишь любоваться дивной панорамой пологих берегов Ирати, позевывать да шмыгать носом, поплотнее натягивая на уши фуражку.
К слову, головных уборов, что бы ни предписывалось в той же «Памятке», никто из обитателей мужского отделения так и не снял. Вероятно, аргументировали они для себя это нарушение тем, что верхняя, продуваемая всеми ветрами палуба — это отнюдь не «недра» благословенного парохода.
Заняться капралу было решительно нечем, а ролфи, как известно, не приучены к праздности, а потому доблестному денщику эрны Кэдвен поневоле пришлось искать себе дело. И, разумеется, он нашел. Ибо там, где пасует собственная находчивость, следует положиться на мудрость инструкций и циркуляров, составленных старшими по званию. Ир-Сэйган припомнил еженедельные речи эрна Рэдрина, кои ролфийский атташе любил произносить с галереи второго этажа, выстроив по ранжиру весь штат посольства внизу, в холле. Обыкновенно его превосходительство гремел поверх голов подчиненных о неустанном укреплении бдительности и верности долгу, а завершал свои излияния чеканным: «Сегодняшний союзник — это завтрашний противник!» Спорить со столь категоричным императивом никто не стремился, а потому всем гражданским и военным чинам, а также вольноопределяющимся и частным лицам, занесенным на чужбину, надлежало держать ушки на макушке, а нос по ветру. Рельеф местности по мере сил изучать, к материальной части присматриваться, сплетни выслушивать, все детали — запоминать, затем — записывать, настроения в файристянском народе — изучать, жизнь под властной дланью Его Священной Особы всячески пропагандировать, о чем вышестоящему руководству (в скобках — его превосходительству эрну Рэдрину) по возможности оперативно докладывать.
А Сэйгану-то вообще «повезло»: капрал не просто путешествует по «условно союзной» территории, но еще и Ее Священную Особу сопровождает! Разумеется, обо всех возможных последствиях своих деяний молодой человек имел весьма содержательную беседу с его превосходительством накануне вояжа. И устрашающая каждого ролфи виселица в устах эрна Рэдрина была еще самым мягким из наказаний. И Сэйган, вспомнив обо всем этом, принялся бдить. К счастью, за первые пару-тройку часов свыкнувшись с клыкастым соседом, файристяне расслабились и принялись общаться так, словно никакого ролфи рядом с ними и не сидело. И за следующий час капрал узнал много нового о Северном Княжестве, его владыке, его правительстве, налогах, ценах и дальнейших перспективах.