— Хорошо.
Парень снова кивнул и обернулся ко мне:
— Я видел тебя в деле, Мышкун-ага. Говорят, что ты — сильный шаман, и даже больше шаман, чем воин, хотя так не бывало раньше. Для меня большая честь, что ты пойдешь с нами.
— Многие шаманы были воинами, пока были молодыми, — ответил я. — А то, что я ношу щит и саблю, — так у меня пока некому их передать.
Вскоре мы уже шли в ту сторону, где располагались палатки воинов племени Гривастых Волков. Солнце еще не село, и я с любопытством наблюдал за жизнью в лагере. Здесь не было лишней суеты, но, видимо, приказ об утреннем выступлении слышали все, поэтому дорогу нам то и дело пересекали своры ездовых зверей. Их шкуры были темными от воды — орки любят при возможности загнать своих любимцев в воду. А тут — озеро под боком, места всем хватит.
Выбрав момент, я завел разговор о татуировке на животе моего спутника.
— Я убил злого шуха, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал Шуфор. — Шухи воруют овец. Вы, северяне, не знаете о шухах, а рядом с Кародом их много.
Парень разговорился. Оказывается, Темный Властелин создал не только ездовых волков, но еще многих полезных зверей. Но шухи оказались бесполезными. И очень злыми. Верхом на шухах сражались какие-то ффафыры. Кто это такие, я не понял. Шуфор и сам толком не знал, что это за существа и к какой расе они принадлежали. Потому что сейчас в живых не осталось ни одного ффафыра. Небо испортило их, и они взбунтовались против Темного Властелина, а он убил их всех. Когда погибли все наездники, шухи не захотели никого слушаться и улетели в горы.
— А где их можно увидеть, этих шухов?
— В Кароде, где же еще, — Шуфор недоуменно пожал плечами. — Землеройки не умеют их убивать, но могут отпугнуть. Поэтому твари летают на побережье и охотятся там на тюленей. Но иногда залетают и в степь.
«Шухи, шухи, — вертелось у меня в голове. — С чем-то они связаны, с чем-то очень важным…»
Но я отбросил мысли о летунах. Проблемы надо решать по мере их поступления. Сейчас мы направляемся в лагерь Гривастых Волков, а оттуда — к кладу. Могу дать руку на отсечение, что наша цель — именно те развалины, в которых я когда-то прятался. Или же земля здесь действительно нафарширована сокровищами, как булочки моей бабушки — сладким изюмом…
Но я ошибся. И хорошо, что я не стал ни с кем спорить на отсечение руки — проиграл бы.
В ставке Гривастых к нам присоединились старуха в по-цыгански ярком платке и куче торчащих одна из-под другой юбок и дюжина воинов. Один из них вел в поводу зверя, не имеющего ничего общего с волком. Тот скорее походил на лохматого кабана размером с носорога. Милый такой хряк со свалявшейся жесткой шерстью на спине и боках, трогательными раздвоенными копытцами и маленькими злобными глазками над бородавчатой, клыкастой мордой. То, что торчало из его пасти, больше напоминало слоновьи бивни, чем зубы хищника, и было оковано на концах железом. На кабана навьючили несколько вязанок хвороста и, подсадив, затолкали туда же старуху. Бабка повозилась, умащиваясь на вязанках, махнула рукой в сторону от озера и крикнула, чтобы трогали. Шуфор повторил приказ, и мы зашагали. К моему удивлению, ведунья показала совсем не туда, где, по моим прикидкам, находились развалины древнего форта и подземелье под ним.
Мы вышли из лагеря, миновав несколько овечьих стад. Лучи заходящего солнца освещали клубы пыли, поднятой копытами, сухое марево затягивало горизонт, скрадывало расстояния и не давало разобрать, что за звери бродят чуть поодаль. Не овцы — точно. И не волки, горбатый силуэт которых нетрудно узнать издалека. Такие же кабаны-переростки, как тот, которого тянет на веревке молодой орк? А кто там вон еще с рогами?
Шуфор-князь, заметив мой интерес к нашему «транспортному средству», спросил:
— А что, Мышкун-ага, ты никогда не видел кародских хряков?
— Видеть-то видел, — соврал я. — Только не с железными клыками.
Князь махнул рукой и печально сказал:
— А, ты об этом, ага? Так ты что, не слышал? В позапозатот год в наших землях чумка гуляла. Много волков умерло. Воины пешком ходили, пастухи пешком ходили. Старики говорили, что хряков нельзя сделать боевыми зверями. Дескать, хряки едят траву и коренья, а не горячее мясо, и потому нет в их сердцах мужества. Дескать, хряки только и могут, что таскать плуг по полю или везти вьюки на ярмарку. Но мужество нужно всаднику, а не зверю. Мой брат попробовал, и у него получилось. Хряки оказались отменными бойцами. Если их как следует пугнуть, они мчатся на врага и топчут его, как траву. Теперь наши воины не сражаются верхом. Мы гоним вперед хряков и добиваем бегущих. А чтобы тащить груз, хряк лучше, чем волк.
— И ты, князь, дерешься в пешем строю?
— Я — нет. Мои побратимы — нет. Нас много, всадников на волках. Десять раз по десять — вот! Но тех, кто ходит на своих ногах, еще больше.
Я понимающе кивнул. Разговор становился все интереснее. Во-первых, налицо явный прогресс в орочьем социуме. «Гривастые», живущие на границе земледельческого Карода, жадно впитывают новшества, приспосабливая их к своим нуждам. А еще интереснее то, что чумка была как раз три года назад, когда в степь проникли эманации Хаоса. Интересно, сколько еще проблем они создали в этом мире, сколько процессов изменения запущено?
Но Шуфор истолковал мое молчание как согласие с его мыслями.
— Вообще вы, северяне, зря так гордитесь тем, что почитаете все-все традиции, — продолжил он. — Мир становится другим. Так почему же мы, орки, должны оставаться такими же, какими сделал нас Великий Властелин?
— Главное, знать, что будет в конце пути, — уклончиво ответил я.
— Так кто же это знает? — удивился молодой князь.
— Вот именно, что никто не знает. И тут уже выбор у каждого: оставаться на знакомом пастбище или идти в неизвестность, туда, где может быть много сочной травы, а может — одни солончаки да песок.
— А на что тогда видящие сны, если они не скажут, что ждет за дальними холмами? — снова пожал плечами орк.
«Опа! — вдруг сформулировал я все никак не дававшуюся мне мысль. — А ведь этот зеленый юнец прав! Основа культуры орков — вера в сны и предсказания, которые, как ни странно, обычно не врут. И это помогает степнякам не делать самоубийственных глупостей, которые поначалу кажутся путем к величию, а потом оказываются дорогой в гибельный тупик. Они не знают, что будет в конце, но догадываются, что будет завтра».
А Шуфор продолжал рассуждать о пользе прогресса с большим энтузиазмом, чем философы времен Французской революции. Дескать, обитатели степи достойны лучшей доли, но, чтобы ее добиться, нужно не воевать с богатыми народами, а самим становиться богатыми и сытыми…
«Интересно, под каким именем малыш войдет в историю этого мира? — подумалось мне. — Шуфор Просветитель? Шуфор Великий? Шуфор Железный Клык? Или сгинет зеленый идеалист в круговерти межплеменных смут?» Но я решил оставить эти вопросы будущим историкам, а сам предпочел любоваться закатом.