– Меня такие вещи не интересуют, я не сердобольный. Нас подставили, и мы должны рассчитаться.
– Я и не говорю, что мы должны молчать. Но бабу все-таки жалко…
– Не твое дело. Считай, ты не знаешь, есть она там или нет.
Шофер взял баллон за ручку и, сгибаясь под его тяжестью, двинулся к дому, держался он в тени деревьев. На высоте третьего этажа на тросах-растяжках висел яркий фонарь, заливавший двор ядовито-ртутным светом. В доме уже не горело ни одного окна, если не считать слабого света ночника на первом этаже.
Водитель привстал на цыпочки, заглянул в комнату сквозь неплотные шторы.
– Детская там, небось, пацан без света засыпать боится, точно так же, как мой.
Ни один, ни второй мужчина не курили, хотя у каждого в кармане лежало по пачке сигарет.
– Ты подольше во дворе потопчись, чтобы нас заметили!
– Ты тут топтался, тебя и запомнили, – отшутился шофер, останавливаясь у двери подъезда, перед панелью кодового замка.
Мужчина в мокром плаще, в шляпе, с полей которой ему на плечи стекали крупные капли, быстро утопил три кнопки, потянул за рычажок и рванул на себя дверь. Та отворилась.
– Ты смотри, даже петли не скрипят, – удивился водитель.
– Я их смазал, чтобы не скрипели, идиот. Где ты видел в Москве двери, которые бы не скрипели?
Мужчины уже спускались по крутой лестнице в подвал, освещая себе дорогу маленьким, как авторучка, фонариком. Тонкий, не больше жетона от метро в диаметре сноп света то скользил по ступенькам, то взбирался на кирпичные стены.
Баллон с зеленоватой жидкостью поставили у двери, и теперь водитель, зажав фонарь в зубах, тщательно изучал дверь.
– Жаль, что запоров снаружи никаких нет. Вот если бы ее сейчас заварить или доской подпереть…
– Она внутрь, идиот, открывается! – прошептал обладатель мокрого плаща.
– В замочную скважину несколько кусочков тонкой проволоки запихни, хрен ее открыть кто сумеет, что изнутри, что снаружи.
– Отодвинь-ка баллон, – попросил водитель, вынул из кармана зажигалку и, щелкнув ею, принялся водить рукой по периметру двери.
В одних местах язычок пламени отклонялся чуть заметно, в других продолжал ровно гореть. И вот, наконец, возле дверной петли он резко качнулся к щели, его буквально втянуло туда.
– Есть дырка, нашел! – улыбнулся водитель, сунул зажигалку в карман и взял в руки шланг, ведущий от баллона.
Тонкая резиновая трубка, сжатая пальцем, легко исчезла в двери. Мужчина немного подтолкнул ее и взялся за ручку насоса. Раз десять качнул поршень, а затем приоткрыл вентиль. Жидкость под давлением устремилась в трубку, и раздалось тихое, еле различимое журчание. Резко запахло бензином.
– Под ноги смотри, – прошептал водитель, – бензин должен туда, а не сюда литься.
– Дверь вовнутрь открывается, – спокойно проговорил хозяин мокрой шляпы, – значит, через порог бензин к нам и не польется.
– Качай, качай, – водитель передал баллон напарнику.
Тот, особо не усердствуя, делал редкие качки, поглядывая на уровень жидкости.
– Хватит, – наконец бросил он, когда на дне оставалось бензина на два пальца, и, перекрыв вентиль, смотал трубку.
Водитель подхватил агрегат и успел шепнуть напарнику:
– Жду в машине, не задерживайся.
– У меня такого желания и не возникнет.
Мужчина в плаще оказался один в подвале. Дверь наверху оставалась открытой, и сквозь нее было видно ночное небо, подернутое грязной дымкой облаков. Зажигалка вспыхнула маленьким язычком пламени. Мужчина повернул регулятор до отказа, и теперь огонь казался пальцем, вскинутым над его кулаком.
Поток воздуха, врывающийся в щель между дверной коробкой и дверным полотном, подхватил огонек, потащил его за собой. Пламя, повинуясь движению воздуха, повторило изгибы металлического профиля и соприкоснулось с влажной от бензина поверхностью.
Пары вспыхнули мгновенно, голубой огонь заскользил по ручейку, который пролег от двери до самой барной стойки. Полыхнули внутренняя обивка двери, деревянная обшивка стойки.
Поджигатель, прыгая через ступеньки, бежал вверх. Лишь оказавшись на улице, он перевел дыхание и тут же вновь побежал. Его ждала машина с включенным двигателем.
– Занялось? – спросил шофер, сдавая назад.
– Не то слово, гудит, как в печке крематория! – отвечал поджигатель, протягивая озябшие руки к пластмассовой решеточке автомобильной печки, из-под которой лился спасительный теплый воздух.
Когда машина задним ходом выехала на улицу, уже и водитель заметил отблески огня в распахнутой двери подъезда.
– Все-таки на пол немного пролили, – покривился он, – и от ботинок твоих бензином воняет. Так что приоткрой окошко.
Шофер закурил, жадно затягиваясь:
– Не люблю я этих дел. Понимаю, что иначе нельзя, но…
– Что – «но»? – спросил его сосед. Шофер пожал плечами:
– Осадок неприятный остается.
– Я думал, тебе за ужином еда в горло не лезет, как только вспомнишь, на какие деньги продукты покупал.
– Нет, с этим у меня все в порядке. Часа два помучишься…
– Вернее, сам себя помучишь, – вставил пассажир.
– Это точно. Обычно дня три-четыре пройдет, и снова начинает в голове прошлое отматываться. Я тогда в церковь захожу и свечку ставлю, самую толстую, какая только в киоске найдется. И веришь, потом ни одной дурной мысли в голове, словно кто-то мне грехи отпустил.
– Такие грехи Бог не отпускает.
– Это ты зря, Бог всякие грехи отпускает. Главное, если искренне раскаиваешься.
Микроавтобус уже выехал на шоссе Энтузиастов и мчался вперед, не останавливаясь. Светофоры на перекрестках мигали желтым.
– У тебя по-другому, что ли? – поинтересовался водитель.
– Я приучил себя не думать. Сделал и забыл.
– Так не бывает, – улыбнулся шофер, – когда-нибудь, да вспомнишь.
– Честно, научился, натренировался. Я не сами события забываю, а помню их так, будто они не со мной произошли, будто бы я за всем откуда-то со стороны наблюдал.
– Вот и теперь забудь, – рассудительно предложил водитель, выпуская дым тонкой струйкой в сторону соседа.
Подберезский просыпался медленно. Он чувствовал, что становится невыносимо жарко, тело его покрылось горячим потом. Он открыл глаза. В комнате было абсолютно темно. Слышались странные звуки, словно что-то булькало, гудело за дверью в помещении тира. Такой звук издает кипятильник, опущенный в стакан с водой, прежде чем та закипит.