— Вашей или моей?
— Это не одно и то же?
Он прикурил сигарету.
— Видите ли, — начал он, и скобки морщин в уголках его рта разошлись, освобождая место для слабой улыбки. — Я не вполне уверен.
— Значит, вы никогда не знали моего отца, — робко произнесла я, не ожидая многого, особенно при том, что Джек явно не проявил никакого интереса к нашему родству.
— Напротив, я знал Колина, когда был ребенком. Но это было — надо же, целых тридцать лет с тех пор, как я видел его в последний раз? Уж не помню, когда он там уехал в Америку.
— А может быть… вы знали его родителей? — Я заторопилась. — Дело в том, что я пыталась найти хоть что-нибудь о Флитвудах, семье Магды. Я спрашивала поверенного по делам имения и ходила в Сомерсет-Хауз… [30]
— Вряд ли вы там что-либо отыщете. Большинство родных Магды из Индии. Можно найти упоминание о них в Восточном отделе Британской библиотеки, хотя я сомневаюсь. Большая часть семейных бумаг уничтожена.
— Во время войны?
— О да, это была настоящая война. — Он не потрудился прояснить свое замечание. — Странно, что вы не заглядывали тут в библиотеку. Магда оставила обширные дневники. Лет за сорок, а то и больше. Вы не пытались поискать семейную историю в них?
— Да, но… как вы и сказали, их очень много, и все они немножко туманны. Она была своеобразная старушка. Ее заметки о растениях точны, как у ученого, но все, что касается ее самой, просто непостижимо. Я надеялась, что вы сможете сообщить мне кое-какие недостающие мелочи.
— Что я могу вам сказать? — Он искусно притворился, будто копается в памяти, а потом угостил меня до странности незначительным кусочком: — Вы, наверно, знаете, что Магда устроила серию выставок неподалеку отсюда в конце тысяча восемьсот восьмидесятых годов? — Я помотала головой, и он быстро продолжил, как будто читал скучную, но заслуживающую внимания проповедь: — Ее целью было принести искусство в рабочие массы Ист-Энда — района, в то время довольно известного из-за убийств Джека Потрошителя. Сложно представить, кого она воображала себе посетителями своей галереи, учитывая, что большая часть местного населения состояла из драгеров, водовозов и представителей прочих профессий, связанных с рекой, а также коробейников и чернорабочих, воров-собачников, грабителей, проституток… Тем не менее попытка Магды просветить их оказалась настолько успешной, что позднее она построила постоянную галерею — разрушенную, к сожалению, взрывом бомбы во время войны. — Без всякой интонации в голосе он добавил: — Бомбы, которая убила родителей вашего отца. Колину в это время был год, кажется.
— Что… Откуда вы знаете? — спросила я, пытаясь скрыть боль и гнев, вызванные тем, как он выложил мне эту историю. Может, так Джек хотел дать мне понять, не без чувства легкого превосходства, что мои родители тоже были выходцами из числа воров и проституток.
— Кон рассказал мне. Конгрив, мой отец — сын Магды и брат Александры.
— Сын Магды был вашим отцом! Но как?
— Он женился очень поздно, — перебил Джек, предупреждая мой следующий вопрос. — А Алекс усыновила вашего отца после бомбы. — Его голубые глаза на секунду остановились на мне; в них явно что-то скрывалось. — Вы должны это знать.
— Нет, — ответила я, еще не в состоянии понять то, что Джек, сорокалетний мужчина, мог протянуть руку и ухватить два столетия.
Как там пелось в старой песенке? Я танцевала с мужчиной, который танцевал с девушкой, которая танцевала с принцем Уэльским? Передо мной стоял человек, способный взять историю под локоток и пройтись с нею в вальсе, и все же, как и мой отец, он предпочел этого не делать. Почему?
— Разве Колин вам ничего не рассказывал? — спросил он.
Я покачала головой.
— Но почему поверенные Алекс мне ничего не сообщили?
— Вероятно, они сами не знали. Алекс очень бережно хранила семейные тайны. Вряд ли я могу поведать вам еще что-то, разве только, что ваш отец серьезно разругался с Алекс и сбежал в Америку, когда ему было восемнадцать или около того. С Алекс многие ссорились, в том числе и я. Она была весьма вздорной женщиной.
— Но… — начала я снова. — Я искала семейные снимки…
— Вы их и не найдете — Алекс все сожгла.
— Из-за ссоры с моим отцом? — Это казалось как-то слишком, если только дело не касалось других членов семьи, но что я об этом знала?
Его рот снова искривился в почти веселой улыбке.
— Нет. Это случилось задолго до Колина.
Снова наступило непродолжительное молчание; я ждала новых подробностей, но Джек, кажется, больше не желал мне ничего сообщить. Возможно, его скрытность отражает всего лишь определенное английское воспитание, думала я; может, ему просто не хватало моей американской способности охотно делиться сведениями и советом. И все-таки я спрашивала себя, не затаился ли внутри этого тщательно продуманного сооружения совсем другой Джек.
— Вы больше ничего не помните о детстве моего отца? — Я не отставала, подозревая, что он, этот мой родственник поневоле, просто подправлял факты, так же как подправлял свои эмоции. — Я хочу сказать, этот сад — настоящий рай для ребенка, а папа никогда о нем не говорил.
Не считая старой фотографии папы, вспомнила я вдруг: сад Джека.
— О да, детство ведь и считается раем, не правда ли? — отозвался Айронстоун. Следующие слова он произнес с такой сухостью, что они прозвучали еще более расхолаживающе: — Но что если это ад, каким он стал для Алекс и моего отца? Тогда поиски семейной истории уже несколько теряют свою привлекательность, не так ли?
Я не нашлась, что ответить, а красноречивый взгляд, который он бросил на часы, заставил меня отказаться от всякой мысли выспросить его о намеках Дерека Риверса относительно родства между Айронстоунами и Риверсами.
Перед уходом он еще раз бегло оглядел комнату.
— У меня такое впечатление, что это место для вас скорее лагерь, чем настоящий дом, Клер.
— Ну что ж, моя семья всегда вела немного цыганский образ жизни, так что эта затея с Ксанаду как раз в моем духе. У меня большой опыт походов и жизни в лагере.
Он рассмеялся на это сухим, лающим смехом, от которого Рассел навострил уши, нахмурился и сморщил свою пятнистую мордочку, беспокоясь, что что-то упустил. После ухода Джека я чувствовала себя точно так же.
В субботу утром, памятуя о насмешках Джека, я решила расправиться с беспорядком, который образовался в саду за недели запустения. Осуществление моего плана слегка задержалось из-за грозы, начавшейся незадолго до обеда, одной из тех летних гроз, которые долго пузырятся и закипают, прежде чем разразиться. Такое же лето бывало в прерии, такие же бури, которые не только видишь, но и чувствуешь. Сначала на плоском горизонте появлялась темная зыбь, невыносимо далекая во времени и пространстве, и тогда мы принимались бежать с ней наперегонки, устремляясь к ближайшему мотелю, так как наш трейлер служил лишь слабой защитой от непогоды. Помню, как уже в мотеле мы открывали двери комнат и подпирали их стульями, чтобы любоваться грозой, надвигавшейся из равнины, как апокалипсис.