— Хочу отослать домой ящик, кэп… большой длинный ящик. Как раз в ваш рост, кэп, — проговорил он едва ли не шепотом. — Сколько возьмете с меня за перевозку? Можно будет прислать его вечером, после наступления темноты?
— И кого же ты отправил на тот свет? — сказал я, поднося спичку к сигарете. — Лично я на твоем месте сплавал бы в залив и положил в мешок хороший тяжелый камень. Упокоение мертвых тел не по моей части.
Смугло-желтая физиономия моего собеседника на мгновение посерела, а в глазах его промелькнул неподдельный ужас, сменившийся, однако, некоторым пониманием, и он кисловато улыбнулся.
— Шутите, кэп, — проговорил он. — Моя не убивать никого. В ящике находится мумия, которую мне нужно доставить в Лондон.
Однако, отпуская невинную шутку о покойнике, я видел выражение на его лице, и оно выдавало несомненный испуг. Потом, почему не отправить этот ящик с мумией обыкновенным путем; и почему ему так надо доставить ее на борт уже в темноте? Короче говоря, вопросы у меня уже были. И слишком много!
Подойдя к двери, китаец выглянул наружу, посмотрев в обе стороны улицы, а потом вернулся к внутренней двери, за которой, как можно было предположить, располагалось его жилье. Заглянув и туда, он аккуратно закрыл дверь, а потом обошел все прилавки, нырнув под каждый из них. Выйдя из-за прилавков, он раз или два быстро прошелся вдоль лавки, поглядывая на меня абсолютно искренними глазами. Я видел, что лоб его покрыт потом, а руки, теребившие застежки длинного одеяния, трясутся. Мне стало жаль его.
— Итак, сын мой, — сказал я наконец, — в чем дело? Похоже, что тебе нужно как следует выговориться. Если хочешь, можешь вывалить все на меня; помощи не обещаю, однако язык останется на замке.
— Кэп, сэр, — начал он, и умолк, не имея силы продолжить. Вновь отправившись к двери лавки, он выглянул наружу; потом подошел к внутренней двери и осторожно приоткрыл ее. Заглянув внутрь, он закрыл ее столь же аккуратным движением, повернулся и направился уже прямо ко мне. Понятно было, что он наконец принял решение. Приблизившись ко мне, он прикоснулся к амулету, который я ношу на цепочке. — Вот это, кэп! — сказал он. — И я тоже! — Отогнув лацкан своего пальто, он показал мне точно такой же.
— Его можно купить где угодно — за пару долларов, — проговорил я, посмотрев прямо в его глаза. И выслушивая эти слова, он ответил на сделанный мной знак.
— Брат, — сказал он, отвечая на мой второй знак. — Великоблаг Бог, пославший тебя во время горести моей.
— Брат, — обратился я к нему с той же искренностью, с которой говорил бы с собственным братом, — докажем же милость его.
Оснований для сомнений более не оставалось. Этот незнакомец, помесь китайца с негром и еще невесть с кем, являлся членом того же самого братства, к которому принадлежу и я сам. А название этого братства известно только тем, кто принадлежит к нему.
— А теперь, — сказал я и поощрительно улыбнулся — рассказывай свою историю, и если это не нарушит приличий, можешь положиться на меня.
Тут он просто-напросто сломался и зарыдал, уткнувшись носом в широкий рукав.
— Брат мой, кэп, — проговорил он наконец, — ты берешь этот ящик и я, не сходя с места, плачу тебе тыщу долларов.
— Нет, — ответил я. — Сперва рассказывай. Если это убийство, я не смогу помочь тебе, пока ты не найдешь оправдывающих тебя обстоятельств… ибо, если ты убивал, то более не имеешь права обращаться ко мне как к брату.
— Я не делал убийства, брат мой кэп, — проговорил он. — Я расскажу тебе все. И ты тогда возьмешь этот ящик за тыщу долларов?
— Если ты чист в этом деле, при нужде я отвезу этот ящик в пекло и обратно, и об оплате не будет идти никакой речи. А теперь слушаю.
Он поманил меня к себе, за прилавок. Там стоял длинный, крепко сколоченный ящик, с подвешенной на петлях крышкой. Откинув крючок, он поднял крышку.
— Мумия! — воскликнул я, поскольку именно мумия в длинном раскрашенном футляре и находилась перед моими глазами… кстати, весьма рослая мумия невесть какого пола.
— Мой сын, брат кэп, — проговорил китаец.
— Что?
— Он это, — продолжил китаец.
— Что! Как это? — спросил я, не отрывая глаз от предмета.
Китаец кивнул и встревоженными глазами обвел лавку.
— Он мертв? — спросил я. — И забальзамирован?
— Нет, брат кэп, — сказал лавочник. — Коробка с мумией пустой. А сын мой под ней… прячется. Он спит, потому что я дал ему много опиум. Я переправлю его тебе сегодня ночью. Сперва расскажу, почему… Я принадлежу к числу Безымянных, как мы называем себя. Такое есть братство, и это братство жил уже две тысяча лет. Я вхожу еще в два других братства; в Китае я не последний человек по происхождению и связям. Но история эта связана только с братством Безымянных. Сына моя малость буйная. Она пьет англичанский спирит и приходит домой пьяная, а там трое Безымянных обсуждают со мной тайные вещи; а она пьяная и ничего не замечает. Пришла себе, села и ржет. Номер семь, президент, то есть, приказывает ему выйти, а она делает президент козью морду… президент приходит в великий гнев, но сдерживает его; потому что в братстве я старый, а юнец — мой сын и не знает братства.
Президент снова приказывает моя сына выйти; и сына моя в скверне своего великого пьянства… — Тут собеседник нагнулся и в буквальном смысле этого слова прошептал страшную подробность мне на ухо —…так вот, сына моя, дергает президента за косу, а коса накладной, чего я раньше не знал, и коса остается в руке моя сына, и президент оказывается перед нами как голый.
Президент хочет немедленно убить моя сына, однако я говорю с ним великую речь и убеждаю, и он соглашается, чтобы юнец сперва протрезвел, а потом был предан суду Второй Шестидесятки братства Безымянных, живущего две тысячи лет.
Это было вчера, а когда они ушли, я отправил моя сына отсыпаться и приготовил для нее коробку из-под мумии, а когда она протрезвела, рассказал все, и сына моя едва не умерла от великого страха; потому что они вырвут из груди его сердце и повесят в золотом шаре над дверью нашего зала собраний как напоминание о столь великом оскорблении президента братства, старше которого нет во всем Китае.
Тогда я говорю моя сына, что приготовил для него бегство. Я даю ему питье… много опиум и кладу в футляр из-под мумии.
Это случилось за день до вчера. Ночью они пришли за моя сына; но я сказал им, что его нету здесь. Что снова ушла пить. Они говорят, я прячу его. И если найдут, где я прячу его, они выпотрошат меня как лживого брата. Я говорю, что не прячу его. Я говорю, пусть обыщут весь дом. Они ищут в дом, но не в футляре от мумии, потому что мумия уже давно стоит у меня в лавке, но я жгу мумию, когда готовлю футляр для своего сына, а мумия стоит пять тыщ долларов. Но мне не жалко, чтобы спасти сына.
Они посылают братьев обыскать все питейные заведения во Фриско. У них есть сто и двести человек, чтобы найти моего сына, который был груб с президентом Безымянных, которые живут две тыщи лет. Однако они его не находят.