Поэтому не случайно позиции СССР и Великобритании относительно требований, предъявляемых Ирану, были различны. Если Советский Союз требовал от Ирана права транспортировки войск и военных материалов через иранскую территорию, то англичане ограничились требованием высылки из страны немецких специалистов.
Объяснение тому простое: британцам было достаточно укрепить свои коммуникации на Среднем Востоке. «Положение России в конце июля было крайне ненадежным. Совершенно не было ясно, как долго мы могли продолжать поставки ей военных материалов… создание сухопутного пути через Иран вынудило бы нас заняться долговременным строительством, для чего было необходимо большое количество такого оборудования, которого нам не хватало для Средневосточного театра», — официальные английские историографы Второй мировой войны Дж. Батлер и Дж. Гуайер [195] . Таким образом, имея различные мотивы, союзники по антигитлеровской коалиции все же выступили единым фронтом. В этой ситуации Иран не мог быть не втянут в войну, и присутствие в нем немцев послужило подходящим предлогом.
Однако в первые дни германской агрессии советская сторона не решалась жестко ставить вопрос о поставках оружия, ограничиваясь общими просьбами об организации транзита товаров. 30 июня в ходе встречи с Али Мансуром A. A. Смирнов предпринял попытку обсудить с премьер-министром возможность транзита через Иран советских грузов. Али Мансур был не против организации поставок, но категорически высказался против транзита вооружений. На замечание посла, что СССР намерен ввозить сырье и различные промышленные изделия и машины, А. Мансур заметил: «Все, что хотите, кроме оружия, а что касается сырья, так Вы его все время провозили» [196] .
5 июля вопрос о транзите стал предметом беседы A. A. Смирнова с Реза-шахом. Вручив верительные грамоты, A. A. Смирнов сообщил: «Советское правительство в интересах дальнейшего укрепления дружбы между нашими странами приняло решение о расширении товарооборота и транзита». Однако Рез-шах, выразив удовлетворение услышанным, заметил, что он «желает одного, чтобы в числе грузов не было таких, которые могли бы подвергнуть опасности нейтралитет Ирана» [197] . Речь, конечно же, шла об оружии.
Результаты этих встреч, естественно, не вызвали энтузиазма у советского посла. В своем донесении В. М. Молотову от 10 августа 1941 г. он писал: «Они (Реза-шах и Али Мансур. — А. О.) с восторгом принимали сообщение советского правительства о доставке иранских военных грузов, застрявших в СССР, но когда речь заходила о транзите советских грузов через Иран, шах и премьер тотчас же спешили заявить: „А как бы это не повредило иранскому нейтралитету, как бы на это не обиделись немцы“. Стремление не обидеть немцев проходит красной нитью в политике Ирана, и оно сохраняется до сих пор» [198] .
В исторической литературе есть мнение, что, принимая решение о проведении иранской операции, И. Сталин исходил из расчета не отдать эту страну полностью в руки англичан. Более того, профессор Саратовского госуниверситета Ю. Г. Голуб выдвинул версию, что «советские войска могли оказаться в Иране и в продолжение предвоенной политики расширения советских границ, „восстановления“ утраченных имперских рубежей» [199] . Этот тезис нашел подтверждение в трудах профессора Бакинского госуниверситета Дж. Гасанлы [200] и другого саратовского ученого, Д. М. Любина [201] . Можно ли с ними согласиться? В августе 1941 г., когда группа армий «Центр» стремительно приближалась к Москве, советским лидерам было не до территориальных приобретений и мыслей о послевоенном устройстве мира вообще и средневосточного региона в частности. Речь могла идти только о выживании Советского государства.
Советско-английское сотрудничество в борьбе с присутствием немцев в Иране началось практически в первые часы войны. Характерный пример: даже о германской агрессии в посольстве СССР в Тегеране узнали от английского посланника Р. Булларда, который уже в 6 часов утра 22 июня сообщив в советскую загородную резиденцию в Зергенде о том, что немецкие самолеты бомбят Киев, Харьков и другие города, «пожелал славы русскому оружию» [202] .
23 июня посольство СССР в Тегеране посетил сотрудник британской диверсионной службы полковник Ундервуд. Его штаб-квартира базировалась в Абадане. Ундервуда в Иране даже сравнивали с полковником Лоуренсом — так здорово у него получалось верховодить местными арабскими племенами, всегда готовыми восстать и присоединиться к Ираку. Официально у него было две должности: военный атташе и сотрудник Англо-иранской нефтяной компании.
Беседу Ундервуд начал с заявления о своей готовности предоставить себя в распоряжение СССР. «Немцы в последнее время сильно стали влиять на иранское правительство. Но это не является в конечном счете решающим фактором, ибо таковым могут быть успехи СССР и Англии», — пытался ободрить своих новых партнеров представитель британских спецслужб [203] .
И. Сталин как никто другой понимал необходимость диалога с союзниками в деликатном иранском вопросе. В своей речи по радио 3 июля 1941 г. советский вождь заявил, что «историческое выступление премьера Великобритании господина Черчилля о помощи Советскому Союзу и декларация правительства США о готовности оказать помощь нашей стране… могут вызвать лишь чувство благодарности в сердцах народов Советского Союза». 8 июля 1941 г. вопрос об Иране был затронут в беседе И. Сталина с британским послом в Москве левым лейбористом и известным сторонником сближения с Советским Союзом С. Криппсом. Советский лидер обратил внимание посла на большое скопление немцев в Иране и Афганистане, заметив, что они «будут вредить и Англии и СССР» [204] . При этом он подчеркнул, что «опасность существует как в Иране, так и в Афганистане. Советское правительство уделяет внимание этому вопросу, особенно в отношении Ирана, потому что оно опасается за нефтяные промыслы Баку» [205] .