Хотя эти планы в конце концов потерпели фиаско, немецкие войска в 1918–1919 гг. все же продолжали оккупировать значительную часть временно захваченной территории Советской России, включая Украину и области Прибалтики.
Оккупационный режим, установленный ими в этих областях, носил на себе четкий отпечаток тех классовых целей империализма, которые он преследовал в этой агрессии. Немецкие военные органы повсюду на захваченной территории ликвидировали советскую власть и оказывали в этом деле всестороннюю помощь местным эксплуататорским классам. Поддерживая насаждаемые ими контрреволюционные, буржуазно-националистические правительства, они во имя интересов своей политики «выстоять любой ценой» одновременно вели дело к тому, чтобы дочиста бесцеремонно ограбить оккупированные ими области.
На народное сопротивление им они отвечали усилением террора. За погромами и кровавыми гонениями против большевиков и других сторонников советской власти следовали коллективные наказания и карательные экспедиции против местного населения, поскольку последнее отказывалось выполнять возлагаемые на него принудительные налоги и контрибуции. Более того, экзекуции под предлогом «военной необходимости», то есть без суда и следствия, принудительные работы и содержание в тюрьмах и концлагерях составляли арсенал часто применяемых средств, чтобы подчинить своей власти жителей оккупированных районов. Характеризуя подобный образ действий, В.И. Ленин в 1918 г. писал: «…германские разбойники побили рекорд по зверству своих военных расправ…»
Немецкие империалисты и милитаристы в 1917–1919 гг. не добились осуществления своих антисоветских целей. Они потерпели поражение вследствие присущего им, выявившегося уже в ходе Первой мировой войны, противоречия между их необузданными, разбойничьими, захватническими планами и ограниченностью сил и средств. Это противоречие они не смогли преодолеть с помощью своих разбойничьих аннексий на Востоке. Они потерпели поражение также и потому, что в лице молодого Советского государства и революционного народного движения в оккупированных областях, где борьба против оккупантов сливалась воедино со стремлением восстановить советскую власть, им противостояла качественно превосходящая их общественная сила. И наконец, империалисты потерпели поражение потому, что благодаря позиции трудящихся масс в самой Германии они лишились почвы для прямого продолжения своей антисоветской агрессии. Немецкие интервенты причинили огромный ущерб молодому Советскому государству и создали для него большую угрозу своими агрессивными действиями, практически создавшими условия для начала всеобщей антисоветской интервенции империалистических сил.
Последствия этой политики коснулись и Германии, особенно немецких трудящихся. Вместо желаемого мира — новые тяготы войны, жертвы и лишения. Семена антикоммунизма, посеянные господствующими кругами Германии и их идеологами, осложнили борьбу немецкого пролетариата за демократическое соотношение сил и дружественное отношение к Советскому государству. Германия оказалась в еще большей внешнеполитической изоляции, что помогло империалистическим державам-победительницам навязать ей Версальский договор с его тяжелыми последствиями, прежде всего для трудовых слоев Германии.
Ослабление власти германского империализма, вызванное поражением в войне и ноябрьской революцией, вынудило его на длительное время отказаться от военных авантюр. Его главные усилия были направлены прежде всего на внутреннюю консолидацию сил перед лицом угрозы развивающегося революционного движения, чтобы затем восстановить и расширить свои господствующие позиции и на внешней арене. Влиятельные силы внутри господствующих кругов Германии были готовы, по крайней мере временно, согласиться с парламентской системой Веймарской республики, которая, не в последнюю очередь благодаря позиции правых социал-демократических лидеров, давала им возможность шаг за шагом, скрытно заниматься политической, хозяйственной и военной подготовкой к осуществлению новых экспансионистских притязаний.
Этим целям соответствовали также характер и роль военного инструмента власти в годы Веймарской республики. Рейхсвер в период развернувшейся после войны революционной борьбы зарекомендовал себя важнейшим классовым инструментом сохранения господства империализма в Германии. В соответствии с программой, разработанной в конце 1918 г. Сектом, Шлейхером и другими военными руководителями, рейхсвер с момента основания организационно был построен с такой целью, чтобы, выполняя свои внутренние функции, он вместе с тем представлял бы основу для развертывания в будущем миллионной армии, с которой при соответствующих политических и военно-хозяйственных предпосылках можно было бы вступить на путь реванша и новой насильственной экспансии [41] . Пока же германский империализм вынужден был политически лавировать, чтобы выйти из политической изоляции, проводимой в отношении его империалистическими державами-победительницами, и освободиться от оков, наложенных на него Версальским договором.
При этом решающим вопросом его политики была позиция в столкновении между капитализмом и социализмом. При неизменном антикоммунистическом и антисоветском курсе империалистическая Германия в этом конфликте стремилась использовать в своих целях все имеющиеся возможности. Такая позиция сразу же наложила свою печать и на временное стремление улучшить отношения с Советским Союзом. Влиятельная часть господствующих кругов Германии пошла на это прежде всего вследствие вышеупомянутой позиции западных держав, а также политики взаимопонимания со стороны Советского государства. Так был заключен Рапалльский договор. Эта политика в соответствии с национальными интересами Германии могла бы стать подлинным поворотным пунктом в германо-советских отношениях и в то же время поворотом в национальном развитии Германии.
Открытые сторонники этой политики, такие как Сект, не сомневались в том, что политическое и экономическое усиление Советского Союза можно будет в итоге заставить служить их интересам, и, преследуя эту цель, они наряду с другими обстоятельствами рассматривали мирные отношения с Советским Союзом в качестве предпосылки для военного спора с Францией, Польшей и Чехословакией. Рапалльская политика, исходящая из подобных умозаключений, осуществлялась с самого начала в условиях ожесточенных столкновений между отдельными группировками господствующих кругов Германии и осталась лишь эпизодом. Ее двойственный характер тем отчетливее выступал наружу, чем больше немецкий империализм попадал в такое положение, когда он все более открыто, прямо и всесторонне домогался своих реакционных целей. Со всей ясностью это обнаружилось во второй половине двадцатых годов. Относительная стабилизация капитализма, начиная с 1924 г., содействовала восстановлению силы немецкого империализма и милитаризма и тем самым — прежде всего в экономическом отношении — подготовке к новому военному столкновению. Вследствие этого все ярче проступали наружу агрессивные антисоветские тенденции немецкой послевоенной политики. В скрытой форме уже в плане Девиса и предложении имперского правительства от 1924 г. относительно принятия Германии в Лигу Наций эти тенденции совпали со стремлением других империалистических государств создать на длительный срок всемирный антисоветский союз. Их намерение втянуть Германию в этот союз как раз соответствовало далеко идущим интересам реакционных сил господствующей в ней системы. Связанный с этим внешнеполитический поворот документально обоснован в Локарнском соглашении 1925 г., в котором правящие круги Германии, по словам тогдашнего министра иностранных дел Штреземана, видели возможность «получения Рейнской области и возвращения „немецких земель“ на Востоке» [42] . Компартия Германии, последовательно и решительно выступавшая за проведение подлинно миролюбивой политики, против ремилитаризации и за дружественные отношения с Советским Союзом, справедливо предупреждала немецкий народ о последствиях этого договора, который фактически перевел стрелки на путь новой войны.