Бетани почувствовала, как кровать чуть скрипнула и прогнулась под его весом, и попыталась дышать спокойно и ровно. Но очень скоро сбилась с ритма, закашлялась и перевернулась на спину.
— Да ладно тебе, я и так знаю, что ты не спишь, — раздался тихий голос совсем рядом с нею, теплое дыхание мужчины защекотало ей щеку.
Герберт явно забавлялся ситуацией. Если уж распаковка чемоданов показалась ей по-семейному интимной, то что же говорить сейчас? Бетани благоразумно промолчала.
— Бетани…
— Ну, что еще?
Она резко села и включила ночник. И — о, ужас! — обнаружила, что одеяло сползло и взгляду ее предстал обнаженный торс Герберта во всей его красе.
— Я, кажется, просила тебя что-нибудь надеть! — возмутилась Бетани, щурясь от яркого света. — Да как ты посмел лечь в чем мать родила?
— Шшш! Ты весь дом перебудишь! — Герберт заговорщицки отвернул край одеяла, демонстрируя, что приличия соблюдены. На нем были пурпурные шелковые трусы. — Видишь?
Бетани крепко зажмурилась. Да, она все видела. Причем гораздо больше, чем следовало. Несмотря на ограниченность опыта, Бетани поняла, что сосед ее в силу непонятной причины до крайности возбужден.
Надо думать, это условный рефлекс. Или дело в ней самой?
— Бетани…
Она отвернулась и проговорила, уткнувшись в подушку, так что слова можно было разобрать с трудом:
— Хватит ко мне приставать! Я тебе не Даньелл, для которой достаточно одного взгляда твоих неотразимых синих глаз!
Герберт улыбнулся, снова накрылся одеялом… и приготовился к долгой бессонной ночи.
Прикосновение к волосам было легким, точно дуновение ветерка, и все-таки явственно ощутимым.
Бетани сонно заворочалась и, перекатившись на бок, вытянула руку. Ладонь легла на гладкую кожу, а голова склонилась на что-то теплое, глухо колотящееся.
Герберт до боли вглядывался в темноту, завороженный резким контрастом: нежная щека смутно белела на фоне его загорелой груди, там, где билось сердце. Влажные губы маняще приоткрылись. Герберта обуревало желание и терзали муки совести.
Проснувшись, он обнаружил, что оказался совсем рядом с Бетани и что пальцы его каким-то непостижимым образом погрузились в шелк ее волос. А сама Бетани, повернувшись во сне, непроизвольно придвинулась к нему. И вот вместо того, чтобы перебраться на краешек матраса, он остался лежать на месте, нисколько не препятствуя молодой женщине.
В конце концов, что за беда, если Бетани уютно устроилась возле него, раз она закутана в одеяло! Человек инстинктивно тянется к теплу и другому живому существу в темной ночи.
Герберту даже удалось убедить себя в том, что, если Бетани и вцепилась пальцами ему в плечо, в этом нет ничего предосудительного. И пусть себе голова женщины покоится у него на груди, так что волна шелковистых волос рассыпалась и слегка щекочет ему шею.
Герберт пошевелился только тогда, когда ощутил пульсацию желания. А Бетани просыпаться и не думала. Неужто не слышит, как участилось его сердцебиение? Неужто глухие удары, наводящие на мысль о паровом молоте, нисколько ее не тревожат?
Пытаясь отвлечься, Герберт откинул со лба молодой женщины прядь волос, и локон словно сам собою обвился вокруг его пальца. Мгновение — и он погрузил ладонь в шелковистую волну цвета спелого каштана.
Бетани глухо застонала, выгнулась всем телом — это было видно даже под одеялом. Герберт знал: нужно остановиться. Нужно оттолкнуть женщину… или хотя бы разбудить.
— Бетани… — шепнул он.
В отраднейший из снов вплелся негромкий грудной голос, и у Бетани все внутри просто-таки растаяло. Она чуть повернула голову, и губы ее коснулись гладкой кожи. Живая, теплая, с пряным, возбуждающим запахом… и где-то у самого уха — глухой стук сердца.
Бетани подняла голову в тот самый миг, когда Герберт уступил искушению и потянулся к ее губам. И едва уста их соприкоснулись, молодая женщина, окончательно стряхнув с себя сон, поняла, где она и с кем.
Надо остановить Герберта!
Но темнота, окутавшая ее подобно плащу, отняла и последние остатки здравого смысла. Бетани не стала его останавливать. Напротив, пылко обняла руками за шею и притянула Герберта к себе. Ближе, совсем близко…
Он застонал, целуя молодую женщину все самозабвеннее, все неистовее, ощущая под одеялом очертания ее фигуры. Больше всего на свете ему хотелось сорвать все эти треклятые простыни и покрывала и прильнуть к ней всем телом…
Изнемогая от страсти, Герберт с усилием оторвался от нежных губ. В полумраке глаза его полыхали лихорадочным огнем.
— Нет уж, это никуда не годится!
— О чем ты? — оторопело спросила Бетани.
— Двое в одной постели — чистой воды безумие! — прорычал он, поспешно спрыгивая с кровати на пол. — Хоть к психиатру обращайся! Нормальный человек на такое никогда не пошел бы!
И, схватив в охапку одеяла, без лишних слов Герберт отнес их на кресло. Мысленно выругавшись, он приготовился бодрствовать до утра.
На протяжении бесконечно долгих часов Бетани лежала, не смыкая глаз и тщетно пытаясь заснуть. От окна доносилось ровное дыхание Герберта. Интересно, думала она, спит он или притворяется?
Сначала Бетани попробовала считать овец. Когда овцы не помогли, прибегла к еще более надежному способу: считать начиная от тысячи в обратную сторону. Дойдя до двухсот сорока шести, она забылась неспокойным, тревожным сном.
Когда вновь открыла глаза, в комнате по-прежнему царил полумрак, должно быть, потому, что плотные бархатные занавеси почти не пропускали света. Бетани посмотрела на часы и тихо охнула: надо же, одиннадцатый час!
Она протерла глаза, откинула полог и встала. Герберт даже не пошевелился. Неслышно ступая, Бетани подошла к креслу и склонилась над спящим.
Герберт кое-как устроился на боку, подложив руку под голову. Русые волосы растрепались, длинные густые ресницы были опущены. Во сне суровый мистер Хендерсон выглядел моложе своих лет. Мягче, беззащитнее — не захочешь, а поцелуешь!
Одеяло соскользнуло, оголив торс, и Бетани впервые осознала, что за роскошная фигура скрывается под строгими деловыми костюмами. Широкие плечи, грудь, на которую так и тянет склонить голову. Под позлащенной загаром кожей угадывались натренированные мускулы. Темные завитки волос на груди сужающейся полоской уходили вниз…
— Что показал осмотр?
Темные ресницы приподнялись, явив пару очень и очень заинтересованных синих глаз.
— Это нечестно! — возмутилась Бетани. — Я думала, ты спишь.
— Знаю. — Герберт зевнул и собрался уже перекатиться на спину, но вовремя осознал уязвимость подобной позы и остался на месте. — Я думал, после того, что произошло ночью, ты ко мне и на шаг не подойдешь.