Интересно, встревожилась Бетани, с какой стати глаза его вновь потемнели, точно небо перед грозой? Вряд ли дело в ней. Чего стоят эта сверхблагопристойная пижама и растрепанная копна волос!
— Сколько времени? — полюбопытствовал он.
— Поздно. Одиннадцатый час. Мы проспали.
— Ну, Марджори нам покажет! — застонал Герберт.
— Кто такая Марджори?
— Наша повариха и домоправительница. По правде говоря, она все равно что член семьи.
Бетани нервно сглотнула. Неужели для успеха их заговора Герберту так уж необходимо бросать на нее время от времени такие взгляды, словно он готов ее живьем проглотить?
— Давай поскорее спустимся вниз. Может, нам хоть чашечку кофе перехватить удастся!
По правде говоря, о кофе Герберт сейчас не помышлял. Сейчас больше всего на свете ему хотелось продолжить с того самого места, на котором он вынужден был прерваться прошлой ночью. Притянуть Бетани к себе, поцеловать в губы, а потом…
Он зажмурился, говоря себе, что только близкое соседство заставляет его желать женщину, которая в обычных обстоятельствах нисколько его не привлекает.
— Кто первый идет в ванную — я или ты? — осведомился Герберт, не открывая глаз.
Бетани вспыхнула, словно школьница, и мысленно возблагодарила судьбу за то, что босс этого не видит. Но ведь ей не пригрезились эти завораживающе чувственные интонации в его голосе. Она прекрасно видела, что ночью Герберт был очень и очень возбужден… И кажется, сейчас с ним творилось то же самое.
Дело в том, что мужчины не всегда в состоянии контролировать собственное тело. Они способны отзываться на примитивнейшие сексуальные раздражители — как, например, оказавшаяся в той же постели женщина, не вышедшая еще из детородного возраста. Даже если бы внешностью она напоминала автобусный бампер, Герберт, надо думать, отреагировал бы точно так же.
— Чур, я первая! — отозвалась она и, схватив то, что подруга Джилл назвала бы «одеждой на каждый день», выскочила из спальни.
Приняв ванну, Бетани облачилась в розовые бриджи и зеленый топ. Затем посмотрела на себя в зеркало и пожала плечами: пожалуй, что и сойдет.
По возвращении в спальню она обнаружила, что Герберт исчез. Лишь на кровати лежала записка: «Отправился на утреннюю пробежку».
И что ей теперь делать? Спускаться вниз одной? Для убедительности романа стоило бы дождаться Герберта… Ну да ладно! Приписав: «Ушла добывать чашку кофе», — Бетани вышла из комнаты.
Сначала она заглянула в столовую, но там не оказалось ни души. Уже на выходе она столкнулась с дородной особой, подававшей ужин накануне вечером.
— Доброе утро, Марджори. Я… хмм… как тут насчет завтрака? — улыбнулась Бетани, чувствуя себя до крайности неуютно под пронзительным взглядом домоправительницы.
— Завтрак всегда подается в садовой гостиной, — сообщила Марджори, подразумевая, что это всем и каждому с детства известно. А затем демонстративно посмотрела на часы. — В это время я обычно уже убираю со стола.
Виной ли всему был параноидальный страх Бетани или Марджори действительно чуть заметно поморщилась при взгляде на ее ярко-розовые бриджи?
— Простите, — покаянно произнесла гостья. — Я… мы проспали. Нельзя ли мне перехватить чашечку кофе, пока Герберт не спустился?
В глазах домоправительницы отразилась внутренняя борьба: она явно решала, стоит ли проявлять услужливость или нет.
— Если вы здесь в качестве… э-э-э… спутницы мистера Герберта, вам бы следовало его дождаться.
Бетани покорно кивнула. «Мистер Герберт», надо же! Можно подумать, ему уже перевалило за сто! А Марджори будто прорвало:
— Будь здесь его мать, уж она бы такого безобразия не допустила! Чтобы неженатым парам да отводили одну спальню!..
— Так возблагодарим же судьбу за то, что в этот уик-энд она не с нами, верно, милая моя Бетани?
Знакомый голос, глубокий и низкий, показался Бетани самым приятным звуком на свете, хотя без добавления «милая моя» она охотно бы обошлась. Молодая женщина просияла радостной улыбкой, причем улыбка эта была совершенно искренней.
— Ох, Герберт, ты уже здесь!
Герберт уловил в ее голосе тревожную нотку, и в следующий миг на него нахлынуло неодолимое желание защитить и оградить Бетани от любой обиды. Он негодующе воззрился на домоправительницу и с трудом удержался от возмущенной отповеди. Возможно, для Марджори классовые предрассудки — основа существования общества. Сам Герберт тоже испытал на себе «прелести» подобной системы воспитания и понимал домоправительницу, хотя и не одобрял ее взглядов.
— Надеюсь, Марджори любезна с тобой?
— О да, — тут же подтвердила Бетани. — Я ей очень признательна.
Домоправительница встретилась с гостьей взглядом, и в глазах ее промелькнуло нечто похожее на благодарность.
— Пойду заварю кофе, — хмуро проворчала она. — И погляжу, не найдется ли пирожных с кремом.
Герберт не мог взять в толк, отчего по-прежнему чувствует себя не в своей тарелке, хотя дважды резво обежал вокруг усадьбы.
— Марджори тебя не обидела? — спросил он, увлекая Бетани сквозь стеклянные двери гостиной на террасу.
— Да нет. Просто она видит, что я в здешнее окружение не вписываюсь. Марджори меня не одобряет, и я вполне могу ее понять.
Герберт указал своей спутнице на плетеное кресло рядом с терракотовым цветочным горшком и сам уселся в соседнее.
— Ты здесь ни при чем. Марджори не одобряет того, что я привез сюда женщину и сплю с ней в свое удовольствие. Не удивлюсь, если она слегка ревнует… Марджори знает меня с детства и считает своим долгом опекать ненаглядного воспитанника. Мы с Эваном, считай, выросли у нее на руках; именно она встречала нас, когда мы приезжали на каникулы…
— А где же была ваша мать?
— О, визиты, благотворительность, да мало ли чего! С тех пор как умер отец, мы с Эваном были по сути дела предоставлены сами себе. — Герберт мягко улыбнулся в ответ на исполненный трагизма взгляд Бетани. — Да ничего в этом страшного нет, правда! Так уж сложилось.
— И ты ничуть не огорчался?
Герберт смотрел на собеседницу, думая, что сегодня она оделась еще более эксцентрично. Ярко-розовые бриджи и темно-зеленый топ с блестками… Что за маскарадное сочетание!
— Так принято в нашем кругу, — тихо пояснил он. — Зато на каникулах наслаждаешься полной свободой. Лазаешь в свое удовольствие по деревьям, плаваешь в реке… А ребенок ко всему привыкает. — Сейчас глаза Бетани отливали зеленовато-серым, точно яшма. — Да кому и знать, как не тебе. Тебе, небось, тоже несладко пришлось после смерти матери. Тем более что надо было братьев растить…
— Люди вечно расхваливали меня до небес. Смотрите, мол, какая самоотверженность, — задумчиво сказала Бетани, скрестив ноги и мысленно проклиная узкие бриджи. — А самоотверженность тут ни при чем. Это вопрос выживания, и только. Если не справишься — пойдешь ко дну. Отец был целыми днями занят на ферме, а семью так хотелось сохранить! Поэтому я скорее эгоистка, нежели героиня.