Всем, кто, несмотря ни на что, сумел сделать правильный выбор
Надеюсь, постоянные читатели моих книг простят мне повторение нескольких страниц из рассказа «В доме врага моего». У меня не хватило мужества, возвращаясь к прошлому Джилли, передавать его другими словами. Хватит с нее и того, что ей пришлось пережить в этом романе.
Особая благодарность – Холли Коул, которая если и не сама написала песню «Девочка-Луковка» («The Onion Girl»), вдохновившую меня на создание этой книги, то, безусловно, сделала ее своей в альбоме «Милое темное сердце» («Dark Dear Heart»); Фреду Иглсмиту за все те клочки с задворок жизни, которым он придает такую трогательную реальность, а также за разрешение использовать не появлявшуюся в записи песню «Это ты» («It Was You»); Джейн Б. Уинанс, которая передала мне соображения своего преподавателя по поводу сказок; Джиллиан О'Мигер, отважно поделившейся со мной собственным ужасным опытом человека, выжившего после автокатастрофы; Полу Брендану, напомнившему мне о дружбе Джилли и Натти; Эндрю и Алисе Вакс – Эндрю за постоянную поддержку и Берка, Алисе за увлекательные рассказы о животных; Хани Вакс, вдохновлявшей меня; Дэвиду Тамулевичу и Кэт Элбридж, благослови их Бог, за великолепные компакт-диски; Чарльзу Вессу, Роджеру Тернеру, Пэт Кэвин, Терри Уиндлинг, «Кунциз» и «Ред рок гёрлз» за доброту, которая помогает мне оставаться в здравом уме (или быть счастливым в своем безумии, что тоже вполне возможно); Карен Шафер, которая храбро поделилась собственным опытом, правила рукопись, и вообще за то, что она – это она в своих красных тапочках; и Мэри Энн, как всегда, за любовь, утешение, поддержку, за острый читательский глаз и за то, что заставила меня дописать те две главы.
Тем читателям, которые продолжают писать мне и расспрашивать, какая музыка меня вдохновляет, могу сообщить, что это в первую очередь Холли Коул и Фред Иглсмит, уже упомянутые выше (кстати, я охотно послушал бы песни Фреда в исполнении Холли). Кроме того, на меня произвели впечатление многие другие альбомы. За последние полтора года, пока я писал эту книгу, я слушал среди прочего: «Ни там, ни здесь» («Places In Between») Терри Хендрикс; «Обет» («Covenant») и «Выше и ниже» («Over and Under») Грега Брауна; «Трансцендентальный блюз» («Transcendental Blues») Стива Эрла; «Зеленый мир» («The Green World») Дара Уильямса; «Слишком много всего» («Too Much Plenty») Бекки Хемингуэй; «Где-то под Патерсоном» («Somewhere near Paterson») Ричарда Шиндел-ла; «Кулаки потопа» («Fists of Flood») Дженнифер Дэниэлс; «Перелом» («Broke Down») Слайда Кливза; и «Хватит» («То the Teeth») Ани Ди Франко.
Однако когда я сажусь за наброски и черновики, то чаще слушаю инструментальную музыку или песни на непонятном мне языке. Из мелодий мира и кельтской музыки я слушал: Роберта Майклза, Кевина Кроуфорда, «Луназу» (бесспорно, моя любимая из кельтских групп – спасибо, Пол, что познакомил меня с ними); Кэтрин Тикелл; Лайзу Линн; «Возвращаясь в Брайз» («Back to Breizh») Алана Стивелла; «Тонические поэмы III» («Tone Poems III») (слайдовая и резофоническая гитары и мандолина Дэвида Гризмана); Ким Анжелис; «Небольшое разочарование» («Small Awakenings») Кэтрин Бриггз; «Волынку» («Pipeworks») – чудесный компакт-диск с записями нортумбрийской волынки Джимми Янга из «Руа»; «Лос Лобос»; Лилу Дауне (у нее голос латинского ангела, если не демона); Бади Ассада… словом, сами видите, я со многими пообщался.
В последние годы я, кроме того, заново открыл для себя, какую радость доставляют записи Билла Эванса для «Риверсайд», особенно «Лунный луч» («Moonbeams») и «Как поет мое сердце!» («How My Heart Sings!»). Я слушаю «Вдали от Миссури» («Beyond the Missouri Sky») Чарли Хейдена и Пэта Мэтини; «Славный пес», «Счастливчик» («Good Dog», «Happy Man») Билла Фризелла и «The Tatum Group Masterpieces Volume 8» с Беном Уэбстером. Еще я постоянно возвращаюсь к записям Майлза Дэвиса, Оскара Петерсона, Телониуса Монка и Лестера Янга.
Это только то, что первым приходит в голову, но, надеюсь, я сумел показать, сколько радости приносят мне эти музыканты.
Чарльз де Линт, Оттава, осень 2000
В сказках реки наполнены вином, чтобы на одно безумное мгновение напомнить нам, что в них течет вода.
Г. К. Честертон. Ортодоксия
Говорил ты, мечты сбываются, Говорил, и мои исполнятся, Говорил, надо ждать и надеяться. Это все говорил ты, ты… Так за что твои замки воздушные схоронили меня под руинами?
Фред Иглсмит. Это ты
Настоящая семья та, которую мы выбираем сами.
Эндрю Вакс
Ньюфорд, апрель 1999-го
Однажды давным-давно…
Не знаю, что заставило меня обернуться. Должно быть, какое-то шестое чувство, от которого волосы на затылке встают дыбом. Фары. Их свет заполняет весь мир, я застыла в их лучах, как олень, застигнутый на дороге. Не могу двинуться с места. Машина пытается свернуть, но поздно.
Как-то чудно все замедляется. Кажется, времени хватит на что угодно, а ведь его совсем не осталось. Я жду, когда же вся жизнь промелькнет у меня перед глазами, но по-прежнему вижу только надвигающиеся фары.
И визг шин.
И порыв ветра.
И удар.
2
Однажды давным-давно…
Так они все начинаются, старые сказки, которые я читала в детстве. И правильно начинаются, потому что сразу понимаешь, что сейчас тебя перенесут в другой мир.
Так вот.
Давным-давно жила была девочка, которая согласилась бы жить где угодно, только не там, где жила. А еще больше ей хотелось найти путь в другой мир, лежащий за пределами этого: в тот дивный мир, о котором она читала в книжках. Она заглядывала в старые шкафы и не пропускала ни одной кроличьей норы. Она пробовала тереть каждую старую лампу, какая попадала ей в руки, и загадывала, загадывала желания…
Я всегда знала, что есть другой мир, где обитают духи сумерек, которых можно заметить только краешком глаза, эльфы и еще более удивительные создания, видимые только случайно, мельком: шепотки и мелькание теней – вот они есть, а вот их нет, стоит только посмотреть в их сторону.
Правда, я не всегда умела найти их. А когда научилась, долго думала, что это просто избыток воображения просачивается из моей головы в окружающий мир.
С точки зрения того, что профессор Дейпл называет общепринятой реальностью, – имея в виду, что мир таков, как он есть, потому что все мы согласились считать его таким, – можно сказать, что я ношу в себе волшебный мир, невидимый для тех, кто живет рядом со мной. Странный и удивительный мир, в котором неправдоподобное становится не просто возможным, а вполне вероятным. И не важно, что по большей части никто, кроме меня, не способен его увидеть, хотя я, может быть, потому и начала рисовать, что хотела показать всем остальным тот чудной уголок действительности, в котором я живу.