Волчья тень | Страница: 129

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Она тяжело умирала? – спрашиваю я.

– Она ушла быстро, – говорит женщина. – Когда ты упала, она пыталась снова выстрелить в твою сестру, но ее сбила с ног собака. Она упала неудачно, ударилась головой о камень и умерла мгновенно. – Немного помолчав, она добавляет: – Мне жаль.

– Да, еще бы! Ты меня не знаешь, и ее никогда не знала. О чем тебе жалеть?

– Каждая смерть уменьшает нас всех. Нельзя даже сорвать стебелек травы, не изменив мира. Перемена может быть заметна не сразу, и тем не менее она есть.

– Ты не только о Рози говоришь, да?

Я вспоминаю всех этих гордых рогатых коней, которых мы загрызли, – мы с Рози и остальная стая. Единорогов, у которых такая пьянящая кровь. Это вам не какие-нибудь стебельки травы.

– Теперь я понимаю, в чем твоя беда, – говорит женщина. – Ты делаешь поспешные выводы и будто в камне их высекаешь. Они становятся вечными истинами. По крайней мере, для тебя.

– Не понимаю, о чем ты говоришь?

Она меня не слышит.

– Зло, которое ты причинила, – между тобой и теми, кого ты обидела. Я пришла не судить, а говорить с тобой.

– Да, как же! Только я не любительница болтовни.

– И я тоже. Я дала тебе дар, которого ты долго не замечала. А когда заметила, воспользовалась им неразумно.

– Ты это про сны?

– Я – о свете, горящем в тебе, – говорит она. – Сны приходят из этого света, но каковы они и что ты в них делаешь, зависит только от тебя.

– Ну, может, тебе стоило приложить к подарку инструкцию.

– Так не делается.

– Еще бы! – Я качаю головой. – Все вы одинаковые. Не важно, кто ты, могущественное божество – ты ведь божество, верно? – или влиятельный богач в моем мире. Все должно идти по-вашему. Да все и идет по-вашему, потому что у вас на руках все козыри. У маленького человека нет никаких шансов. По вашим правилам мы играть не можем – не тот у нас расклад, – а стоит попробовать изменить правила, чтобы хоть войти в игру, – вы тут же вышвыриваете нас за дверь.

– Не такая уж ты беспомощная, – говорит она. – Ты сама делала выбор – кем быть.

– Ты хочешь сказать, я сама пожелала стать игрушкой для удовлетворения сексуальных прихотей моего чокнутого братца?!

– Нет. Но как насчет того, что ты делала впоследствии?

– Да провались ты! Не моя вина, что мне сдали паршивые карты. Сыграла как могла.

– Раз уж тебе по вкусу картежные сравнения, ты не думала о том, чтобы выйти из игры и сдать по новой?

– Так не делается, – повторяю я ее слова. – Тем, кто на нижней ступени пищевой цепочки, вроде нас с Рози, нечего и думать о пересдаче.

– Твоя сестра начинала с того же, что и ты.

– Ну да. И смотри-ка, чего добилась!

– Да, смотри, – кивает женщина. – У нее есть друзья. Она прожила хорошую жизнь. Она помогала людям. Она приняла мой дар света и создавала картины, которые открывали двери воображения для других.

– А закончила калекой, прикованной к койке, которая ложку до рта донести не может! И много ей теперь проку от ее расчудесных друзей и распрекрасной жизни? Ты не думаешь, что этим ее друзьям надоест с ней возиться и они потихоньку слиняют из ее жизни?

– Ты полагаешь, ее нынешнее состояние было предопределено с самого начала? – спрашивает женщина. – По-твоему, своей жизнью она заслужила то, что с ней случилось?

– А ты как думаешь?

– Это был несчастный случай. Ни больше, ни меньше. Такое может произойти с каждым из нас.

– Только вот с такими, как ты, что-то не происходит, а? Вы порхаете по жизни, а остальные ковыляют, пачкаясь в вашем дерьме.

Грозовая туча уже давно собирается в ее глазах, только мне плевать. Что она мне сделает? Убьет? Я там уже побывала. Черт возьми, я уже все худшее перепробовала. Нечем ей меня напугать.

Вот мы и стоим, играем в гляделки, и, пожалуй, в ее глазах за яростью прячется капелька грусти обо мне, но это не помешает ей обойтись со мной так, как стоящие наверху всегда обходятся с копающимися в грязи.

– Я не могу забрать обратно подаренный мною свет, – говорит она, – но Анимандег не единственный, кто умеет закрывать двери.

– Кто-кто?

Она шагает ко мне и, прежде чем я успеваю попятиться, складывает пальцы «козой». Знак дьявола или что-то в этом роде. Только когда она тычет этими двумя пальцами мне в лоб, в голове у меня что-то щелкает вроде электрического разряда. Я отталкиваю ее руку, выхватываю выкидушку и нажимаю кнопку. Щелкнув, выскакивает лезвие.

– Тронь еще, – предупреждаю я, – и останешься без руки.

Но она не двигается, только буравит меня своими темными глазищами.

– Теперь, когда ты покинешь страну снов, – говорит она мне, – возврата уже не будет.

– А я, может, и не собираюсь ее покидать.

– Может быть, – соглашается она. – Но если ты захочешь остаться, лучше постарайся помириться со всеми, кого обидела.

– Если у кого и был на меня зуб, так все они уже покойники.

Хотя, надо думать, здесь смерть не совсем то же самое, что в мире, откуда я пришла. Иначе я здесь не стояла бы, верно? Правда…

– Да, – говорит она, – они мертвы. Но у них есть родичи. И друзья – знаешь, такие люди, как у твоей сестры, над которыми ты смеешься.

– Эй, матрона, я знаю, что такое друзья.

Но она только качает головой и исчезает. Шаг в сторону – и ее нет. Черт ее знает, куда подевалась. Я обшариваю место, где она стояла, заглядываю под каждый корень, но ее нет. Ни следа. А как мне отсюда выбраться, неизвестно.

– Провались ты! – ору я, и мне плевать, слышит она меня или нет.

Стою одна под этими проклятыми чудовищными деревьями и ору, пока не осознаю, что уже не стою, а лежу на спине с закрытыми глазами. Пытаюсь еще раз выкрикнуть: «Провались!» – но получается только слабый шепот.

Открываю глаза и узнаю место. Тот самый узкий овраг, где я оставила сестру. Где умерла Рози.

Я осторожно приподнимаюсь и вижу сестру, а рядом с ней маленького нелепого паренька, вроде как помесь продвинутого хакера и «шестерки», какие снуют на базарах. Оба, похоже, занимались тем, что складывали в кучу здоровенные булыжники, но сейчас бросили работу и уставились на меня. Паренек вроде бы с любопытством. А сестрица выглядит одновременно счастливой и перепуганной, и, надо думать, и то и другое из-за меня.

– Рэйлин, – шепчет она.

Я встаю. Вроде бы меня должно шатать, но ничего подобного. Я чувствую себя точь-в-точь прежней, если не считать, что успела умереть и вернуться, а Рози так и осталась мертвой.