Вокруг царит безмолвие, как перед приближением урагана, но на небе нет ни единого облачка. Нетти изумленно озирается по сторонам, кажется, что это место давно покинуто людьми, но вдруг на террасе дома она замечает женщину в кресле-качалке. Женщина спокойно сидит и улыбается ей. Что-то было не так в этой улыбке, но Нетти не обращает внимания на подобные мелочи. Она пересекает двор и останавливается у самой террасы.
— Ты заблудилась? — спрашивает женщина с неподдельным любопытством.
Голос у нее низкий и чуть хрипловатый, как будто звучит из глубины колодца. Или склепа. Женщину зовут Идония, и она уже сотни лет правит кланом Морганов, но выглядит точно так же, как и остальные члены семьи, — немного за тридцать, гладкая смуглая кожа, седые серебристые волосы, яркие темные глаза.
— Нет, мэм, — отвечает Нетти. — Если это дом Морганов, то я нашла то, что искала.
— Мэм, — повторяет Идония и качает головой. Вежливость Нетти озадачивает ее еще больше, чем сам факт появления в таком месте. — Наверно, у тебя есть веская причина, чтобы притащить свои кости на мой двор.
— Меня зовут Нетти Бин.
— О, я прекрасно знаю, кто ты такая, — говорит Идония. — От тебя прямо-таки разит вороновым племенем, эту вонь невозможно смыть никакими средствами, девочка. — Идония так долго живет на земле, что любой из людей кажется ей ребенком. — Я только никак не могу понять, что привело тебя сюда.
Нетти не удивляется осведомленности Идонии, как не задумывается и об опасности, грозящей всякому, кто считается другом воронова племени, от рук кукушек.
Пока женщины разговаривают, во дворе начинают собираться остальные представители семьи Морган. Они появляются из амбара и других дворовых построек, быстрым шагом выходят из лесу, и все выглядят совершенно одинаково, как жуки из одного гнезда, когда переворачиваешь старый замшелый камень, а его обитатели с легким шорохом удаляются от своего жилища. Некоторые предпочли остаться в своих перьях и рассаживаются на крыше террасы и на ветвях старой кривобокой яблони. Нетти, кажется, не замечает никого вокруг.
— Я слышала, что вы можете научить меня летать, — вот и все, что она говорит.
Идония начинает хохотать и никак не может остановиться.
— Где ты это услышала, девочка? — наконец спрашивает она.
— Не помню точно. Но вы должны сказать мне, мэм, это правда?
— Ну что ж, — говорит Идония, — может, и правда.
Один из Морганов насмешливо фыркает, и глава семьи награждает его грозным взглядом, но Нетти не замечает и этого. Неопределенные слова Идонии пробуждают в ней надежду.
— Но это не легкое дело, — предупреждает ее Идония.
— Я не чураюсь тяжелой работы.
Идония коротко кивает, и ее продолговатое фамильное лицо Морганов приобретает серьезный вид.
— И ты можешь пострадать, — добавляет она. — Поначалу, зато потом все будет прекрасно.
Нетти только распрямляет свои исхудавшие плечи.
— Когда мы можем начать?
— Прямо сейчас, девочка, — говорит Идония.
Она встает со своего кресла, подходит к стоящей в пыли Нетти, обнимает ее за плечи и ведет наверх, к амбару. Вокруг них собралось уже не меньше двух десятков Морганов, все они пялят глаза на гостью и усмехаются. Впервые Нетти замечает их присутствие, и на ее лице мелькает тень сомнения. Идония крепче сжимает ее плечи.
— Не стоит волноваться из-за моих родственников, — успокаивает ее Идония. — Мы поступим с тобой так же, как и с любым из своих гостей.
Нетти немного успокаивается, хотя Идония и не сказала, хорошо с ней обойдутся или плохо.
— Убирайтесь, — бросает Идония через плечо, когда все Морганы толпой устремляются вслед за женщинами. — Дайте нам вздохнуть свободно. Неужели вам больше нечем заняться?
К двери амбара подходят только Идония с Нетти да пара сыновей хозяйки. Даниэль и Вашингтон. Не удивляйтесь, что мне известны их имена. Я знаю всех, кто там был. Их имена высечены в моем сердце, словно камнерез высек их на широкой и плоской могильной плите, чтобы любой прохожий мог их прочесть, чтобы дожди и снег не стерли букв, чтобы их невозможно было забыть. Чтобы я не смог забыть.
Так они вчетвером подходят к дверям амбара, а остальные рассеиваются по ферме, занимаются своими делами как ни в чем не бывало. Птицы, сидящие на крыше террасы и кривой яблоне, влетают в открытую дверь амбара прямо перед ними и исчезают в темноте.
— Что там такое? — спрашивает Нетти, ощутив легкое беспокойство.
Она почувствовала какой-то запах и никак не может его распознать. Словно кто-то умер в амбаре, но не сейчас, а давным-давно. Старый запах смерти.
— Там мы обеспечим тебя подходящей шкурой с перьями, — говорит Идония и входит в амбар.
Нетти идет следом и растерянно щурится в темноте. Запах здесь намного сильнее. Так и кажется, что он плотной пленкой обволакивает ее легкие. Но вот глаза немного привыкают к темноте, и у Нетти тотчас же начинает кружиться голова. Она бы наверняка упала в обморок, если бы ее не подхватили под руки двое Морганов. Они крепко держат ее, словно тисками сжимая запястья.
— Ну как, ты еще не передумала? — спрашивает Идония.
— Я… Я…
Нетти не в силах вымолвить ни слова. Она молча смотрит на тысячи вороньих шкур, свисающих с крючков на стенах. Большинство шкур принадлежало маленьким кузинам, но есть и более крупные экземпляры — кое-кто из воронова племени слишком близко подлетел к владениям Морганов и не сумел вовремя убраться отсюда.
— А как ты думаешь, где бы мы нашли для тебя перья? — спрашивает Даниэль, и его голос отдается в ушах Нетти скрипом ржавого железа.
— Не надо ее пугать, Даниэль, — одергивает его Идония.
Вашингтон смеется:
— Теперь все равно слишком поздно.
Нетти собирает последние силы, почти покинувшие ее при виде огромного количества птичьих шкур. Она пытается вырваться, но Морганы без труда вталкивают ее вглубь амбара.
Меня позвали не предсмертные страдания Нетти, а ее стремление выполнить свой долг. Вот что заставило меня примчаться к пересохшему ручью у дома семьи Бин. Морганы бросили ее здесь, словно сломанную куклу, после того как напялили на Нетти воронью шкуру и столкнули с высокой скалы. Они оставили ее умирать, но дух Нетти слишком силен, она не может успокоиться, пока не позаботится о судьбе нашей дочери.
Эта последняя мысль Нетти превращается в острую стрелу и настигает меня на северном берегу Орегона, где я навещал своих родственниц, зажигает огонь в моей груди и тянет к Хазарду. С первыми лучами солнца я вылетаю из Портленда, держу курс сначала на Ньюфорд, потом стремительно несусь в Хазард, но добираюсь до места не раньше полудня. А потом стою над ней и плачу при виде того, что случилось с моей дорогой девочкой-лисичкой.