Не в первый раз она уходила от мужа. Но впервые это было так серьезно. Впервые прежняя любовь к нему не залечила ей раны и не успокоила ее гнев. Любовь наконец прошла.
Но и поддержки теперь ждать было неоткуда. Неизвестно, что сказал Дэррил своим друзьям и ее родителям, — а может быть, это Мэри поговорила с мамой и папой, — но теперь Сюзи была парией для своей семьи.
Она сразу отложила денег на еду и пару ночей в мотеле и села в самый дальний автобус. Так она оказалась в Ньюфорде и стала жить на улице. Забавно, как быстро все это происходит. Забавно, как безошибочно работодатели вычисляют твое отчаяние, как бы хорошо ты ни прятал его.
Сразу подвалили сутенеры, но ей удалось не подпустить их. Она могла бы работать в стриптиз-баре, но предпочла жизнь попрошайки ежевечерним раздеваниям в комнате, полной Дэррилов.
Она потерла лоб, потом слегка ущипнула себя за переносицу.
Все это время она не сводила взгляда с экрана, но уже несколько минут его не видела. Мысли ее были сосредоточены на чем-то очень далеком, вся жизнь прокручивалась сейчас перед ее глазами.
Странно, как далека она была сейчас от всего этого. Неужели три месяца на улице сделали ее такой толстокожей?
Ей сейчас так легко было смотреть на свою жизнь со стороны, как будто это была чья-то чужая жизнь, как будто она где-то слышала о ней, а не прожила ее сама. Какую же цену надо будет заплатить, чтобы стать свободной? Она была счастлива, что все решила сама, сделала свой выбор, даже если этот выбор — жить впроголодь. И все-таки она беспокоилась о цене.
У нее всегда было великолепное чутье. Наверное, и осталось. Но в данный момент она чувствовала только огромное счастье оттого, что она — чистая, может выпить теплого чая, имеет возможность расслабиться хоть на секунду, забыть, что все вокруг — враги.
Она больше не любила Дэррила, но не испытывала никакой злости и ненависти, когда вспоминала о нем. Она даже страха больше не испытывала. Она понимала, что Мэри и родители несправедливы к ней, но ее обида имела какой-то умозрительный характер, она не затрагивала ее души.
Как все события и переживания могли настолько померкнуть?
Еще раз вздохнув, Сюзи постаралась выбросить все это из головы и сосредоточиться на экране. Она убила весь спам не читая, а потом составила письмо сестре:
Я скучаю по тебе, Мэри. Пожалуйста, напиши мне.
Она отослала его и уже хотела закрыть браузер, когда посредине экрана вдруг выскочило маленькое окошечко. Она думала, что это реклама, и уже собиралась нажать на крестик в углу, но оказалось, что это изображение.
Это было зернистое черно-белое фото молодого, симпатичного темнокожего юноши. Он стоял в каком-то дремучем лесу из микросхем, проводов и прочей электронной мути. Ракурс был таков, что ей казалось, будто она смотрит на него сверху вниз с большого расстояния.
Она ждала, что будет дальше, положив палец на мышку, готовая закрыть окошко. Но текст, который пошел понизу, оказался вовсе не рекламой:
…Аарон… Помогите… Мне… Аарон… Помогите… Мне…
Она смотрела, как слова ползут по нижнему краю окошечка. Потом бросила взгляд на кухонную дверь.
— Аарон! — позвала она.
Он высунулся из-за двери.
— Посмотрите-ка, — сказала она.
Она встала со стула, чтобы освободить ему место перед компьютером.
— Что там такое? — спросил он.
Но стоило ему взглянуть на экран, увидеть фото, прочесть текст, и он побледнел как полотно. Он повернулся к ней:
— Как вы?.. Что вы делали?
— Я ничего не делала, — ответила Сюзи. — Честное слово! Просто появилось окошечко.
Она закусила губу, стараясь понять, что же все-таки она такое сделала. Казалось, его сейчас хватит удар.
— Вы знаете этого парня? — спросила она.
Аарон медленно кивнул и снова посмотрел на экран.
— Его зовут Джексон Харт, — сказал он. — Он работает в газете, и он… он — один из исчезнувших.
— Не понимаю. Какие такие «исчезнувшие»?
Аарон хотел было ответить, но потом только покачал головой. Он встал со стула и взял телевизионный пульт. Включил телевизор, канал Си-эн-эн. Сюзи села рядом с ним на диван и попыталась вникнуть в дикую историю, которую рассказывала ведущая телепрограммы.
Кристи
Я отправился в очередную экспедицию за огнем, но на самом деле просто хотел на минуту выпасть из процесса планирования.
Здесь было бы почти спокойно, если бы не камень у меня на сердце. Город начинал просыпаться — воскресным утром это всегда происходит довольно медленно. Даже большинство магазинов не открывается до полудня. Облокотившись на балконные перила, я смотрел на переулок, куда выходили окна Холли. Никакого движения. Разве что кот обнюхивал мусорный контейнер за кафе Джо, в нескольких зданиях от магазина.
Я хотел еще раз затянуться сигаретой, но помедлил, засмотревшись на красную точку на ее кончике. Забавно, как быстро возвращаешься к таким привычкам. И что они дают? Мгновенное успокоение. Возможность чем-то занять руки. Но прежде всего во рту у тебя становится как в помойке и ты распространяешь вокруг себя запах табака. Замечательно, нечего сказать. Я почти увидел, как Саския морщит нос и между бровями у нее появляется складка.
Я бросил окурок и посмотрел, как искры рассыпались по тротуару.
Мне так недостает Саскии. Эта пустота превратилась в постоянную боль в груди.
Я никогда не был особенно удачлив в отношениях с людьми — с женщинами особенно. Я всегда выбираю необычных женщин, других. Но Саския — это совсем не то, хотя она тоже другая. То есть мы все в каком-то смысле друг для друга тайна за семью печатями. Она просто немножко таинственнее остальных, вот и все.
Единственное, что я знаю наверняка, — мы жили хорошо, мы подходили друг другу, друг друга дополняли, оставаясь в то же время самостоятельными. Разве такое часто случается в отношениях между людьми?
Для меня невыносима мысль, что она пропала навсегда.
Кто бы ни был в этом виноват — мужчина, женщина, какой-нибудь мерзкий дух, — они за это ответят.
Забавно: я начинаю говорить, как мой старший брат Пэдди. Он решал большинство своих проблем с позиции силы. Что до меня, я всегда предпочитаю находить более мирные решения. Обычно это так. Но сейчас…
Думаю, любого можно довести до ручки, если сильно достать. Потому что сейчас, например, я готов был кого-нибудь ударить. Если бы тот, кто отнял у меня Саскию, появился сейчас передо мной и я бы понял, что ее невозможно вернуть, думаю, я убил бы его или их. Я смог бы…
Встряхиваю головой. «Нет, она пропала не навсегда, — уговариваю я себя. — Мы вернем ее так или иначе. Мы должны это сделать».
Я вспоминаю сон, который когда-то видел. Я надписываю книги для читателей, открываю очередную книгу, чтобы надписать ее, а слова соскальзывают со страницы и падают на пол. Двое людей стоят рядом. Один из них — Аарон Гольдштейн, редактор «Дейли джорнал». Он поворачивается к своему спутнику и говорит: «Я всегда говорил, что его слова не удерживаются».