— Может быть, я и вправду вышла когда-то из древесного ствола, — сказала она.
Губы Джилли против ее воли сложились в удивленную букву "о", и тут Мэран все-таки рассмеялась.
— А может быть, и нет, — добавила она. Прежде чем Джилли успела спросить, как следует понимать это «может быть», она продолжила: — Нам понадобится защита от скокинов.
Джилли с трудом заставила себя переключиться с увлекательных проблем происхождения Мэран на насущные вопросы.
— Что-то вроде креста или святой воды? — предположила она.
Сюжеты всех виденных ею когда-либо дешевых фильмов ужасов всплыли в ее сознании, наперебой взывая о внимании.
— Нет, — возразила Мэран, — церковные атрибуты и амулеты хороши только против тех, кто верит в их силу, а уж скокины этим точно не страдают. Правды — вот единственное, чего они не выносят, это-то я знаю наверняка.
— Правды?
Мэран кивнула:
— Скажи им хоть одно слово правды — неважно какой, пусть это будет хоть исторический факт или всем известная истина, — и они будут шарахаться от тебя как от чумы.
— А что потом? — спросила Джилли. — После того как мы вернем барабан и они придут меня искать? Что же мне теперь, до конца своих дней носить с собой магнитофон, который будет повторять факты?
— Надеюсь, что нет.
— Но...
— Терпение, — ответила Мэран. — Дай мне поразмыслить об этом на досуге.
Джилли вздохнула. Она продолжала с любопытством разглядывать свою спутницу, пока та пила кофе.
— Ты и в самом деле во все это веришь? — спросила она наконец.
— А ты разве нет?
Теперь уже задумалась Джилли.
— Прошлой ночью мне было страшно, — ответила она, — и я решила вернуть барабан, потому что предпочитаю оставаться в безопасности, чем раскаиваться потом, но я до сих пор не знаю, верю я или нет.
Мэран кивнула понимающе, но сказала только:
— У тебя кофе стынет.
В тот вечер Мэран пригласила Джилли переночевать у нее. Их с Сирином дом, просторный, старинный, с островерхой крышей, стоял в окружении могучих дубов на самой границе Нижнего Кроуси и Чайна-тауна. Крытая веранда протянулась вдоль всего фасада, по правую руку от нее выросла круглая башенка, позади дома расположились конюшни, у стены — сад, ни дать ни взять английская усадьба, как ее изображают на открытках.
Джилли любила эту часть города. Среди внушительных особняков МакКенит-стрит, квартал за кварталом заполнивших все пространство от Ли-стрит до Йор-стрит, дом Келледи был самым крайним к востоку. Каждый раз, проходя здесь поздним вечером, когда трамваи уже спали в депо на городской окраине, Джилли представляла, будто время повернуло вспять и по булыжным мостовым Ньюфорда снова катят экипажи, увлекаемые настоящими лошадьми, а не просто лошадиными силами.
— Дырку в стекле проглядишь, если будешь смотреть так долго.
Джилли вздрогнула. Она отвернулась от окна ровно настолько, чтобы показать хозяйке, что заметила ее присутствие, но сумеречные тени дубов, протянувшиеся через лужайку перед домом, приземистая ограда и улица за ней снова приковали ее взгляд.
По-прежнему никаких скокинов. Значит ли это, что их не существует в природе или что они просто еще не пришли? Или не могут ее найти?
Она опять вздрогнула, когда Мэран положила руку ей на плечо и мягко отвернула ее от окна.
— Кто знает, кого вызовет из темноты твой взгляд? — сказала она.
Голос ее был так же беззаботен, как и минуту назад, и все же ее слова прозвучали предостережением.
— Не хочу, чтобы они застали меня врасплох, — ответила Джилли.
Мэран кивнула:
— Так я и поняла. Но помни: ночь — время волшебства. И солнце не властно там, где правит луна.
— Что это значит?
— Луна любит тайны, — пояснила Мэран. — И таинственных существ. Она покровительствует им: посылает ночные тени, чтобы они могли подобраться к нам под их покровом, и предоставляет нам гадать, откуда они пришли — из потустороннего мира или из нашего собственного воображения.
— Ну вот, теперь и ты заговорила в точности как Брэмли, — вздохнула Джилли. — Или Кристи.
— Вспомни Шекспира, — возразила Мэран. — «Он хорошо играет дурака» [10] . Тебе никогда не приходило в голову, что они, может быть, нарочно притворяются чудаками, чтобы избежать насмешек?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что все рассказыКристи — правда?
— Нет, не хочу.
Джилли тряхнула головой:
— Не хочешь, и все равно говоришь загадками, как волшебник из какой-нибудь его сказки. Никогда не могла понять, почему они не разговаривают нормально, как все люди.
— Это потому, что не все можно объяснить напрямую. К некоторым вещам надо приближаться крадучись. Издалека.
Что имела возразить на это Джилли, так и осталось тайной. Пальцем она ткнула в окно, указывая на край лужайки, почти скрытый мраком.
— Ты... — Голос изменил ей, она сглотнула, на чала снова: — Ты видишь?
Вон они, крадутся от ограды к дубам, что растут возле дома. Тени в темноте. Приземистые, животы как тыквы, тонкие палочки-ножки. Сегодня их больше, чем прошлой ночью. И они наглее. Прямо к дому подбираются. Огненные прорези глаз горят угрозой. Ощерившиеся в нехорошей усмешке рты полны острых зубов.
Один скользнул к самому окну, до чего же он страшный, настоящее чудовище! Джилли окаменела, даже дышать нет сил. В памяти всплыли слова Мэран:
Правда — вот единственное, чего они не выносят.
Но ни одного слова, уж не говоря о целом предложении, не найти в пустом, одержимом ужасом мозгу. Тварь за окном протянула к стеклу руку, когтистые пальцы начали удлиняться. Джилли почувствовала, что вот-вот завизжит. Еще секунда, и скрюченная лапа разобьет стекло, ворвется в комнату, схватит ее за горло. А она не может двинуться с места. Сидит и смотрит, смотрит, как когти тянутся к ней, отдергиваются назад...
Что-то просвистело между страшной тварью и стеклом — что-то бесформенное и стремительное. Скокин, словно танцуя, сделал шаг назад, понял, что это была только ветка дуба, и приготовился продолжать начатое, но крики друзей отвлекли его. Едва его леденящий душу взгляд оторвался от лица Джилли, девушка подняла голову.
И посмотрела на деревья. Налетевший неведомо откуда ветер гнул и раскачивал их так, что они стали похожи на многоруких великанов, которые молотили по земле своими конечностями, точно разъяренные гигантские осьминоги щупальцами. Твари во дворе бросились врассыпную и пропали, словно и не бывало, все до единой. Ветер мгновенно утих; великаны снова превратились в деревья.