— Глупость какая-то, — возмутилась Зои.
Но ее по-прежнему завораживала его искренность. В ее восприятии его слова ложились на какой-то мистический звуковой фон, шелестящий и мерный, как дыхание, который напомнил ей один альбом из фонотеки их радиостанции с записью игры Р. Карлоса Накая на индейской флейте.
— Мне кажется, ты очень легкий человек, — сказал Боб. — С такими как ты всегда хочется поговорить, особенно тем, кто запутался, потерял путь, кому больно. Ты даешь таким людям надежду. Помогаешь исцелиться.
Зои снова покачала головой:
— Я вовсе не такая.
— А знаешь, я думаю, он прав, — вмешалась Хилари.
Зои ответила подруге угрюмым взглядом.
— Ну сама подумай, — продолжала Хилари. — Все больные, все чокнутые вечно тянутся к тебе. И это твое шоу. «Ночной шум» вообще не может существовать, слишком много разной музыки в нем намешано. Не представляю, как упертые металлисты выдерживают твои оперные арии, а те, кто торчит от классики, терпят рэп, но все как-то уживаются. Твое шоу — самое популярное из всех ночных программ.
— Ага. Можно подумать, ночью конкуренция бешеная.
— В том-то и дело, — ответила Хилари. — Конкуренция все же есть, но люди настраиваются на тебя.
— И пятнадцати минут не прошло с тех пор, как ты объясняла мне, что причина, почему ко мне липнут всякие сумасшедшие, в вибрациях неуверенности, которые я испускаю.
Хилари кивнула:
— Наверное, я ошиблась.
— Ох, бога ради.
— Ты и в самом деле помогаешь людям, — настаивала Хилари. — Я же видела, какие письма пишут тебе поклонники, и потом, люди постоянно звонят в эфир. Ты помогаешь им, Зои. В самом деле.
Но Зои это показалось уже слишком.
— Чего ради ты все это говоришь? — напустилась она на Хилари. — Ты сама-то себя слышишь?
— Я знаю. Звучит глупо. И все же определенный смысл в этом есть. Люди ведь обращаются к тебе за помощью. Не думаю, что все они ждут от тебя решения их проблем; просто им нужен тот проблеск надежды, который ты им даешь.
— И по-моему, Вульф тоже просит тебя о помощи, — сказал Боб.
— Неужели? — ответила Зои. — И что же я должна сделать? Хорошего психиатра ему найти, что ли?
— В прежние времена, — сказала Хилари, — были такие люди, которые могли изгонять демонов простым наложением рук.
Зои перевела взгляд с Хилари на Боба и обратно и поняла, что они не шутят. Резкий ответ уже вертелся у нее на языке, но ему суждено было умереть, так и не родившись.
День обернулся сюрреалистическим безумием, как если бы «Академия Святого Мартина в Полях» [29] вдруг в полном составе заиграла Хендрикса [30] , или «Кэптан Бифхарт» [31] затянул дуэт с Тиффани [32] . Свет в торговом центре, казалось, раскалился добела. Воздух обжигал кожу, и в то же время холод пронизывал до мозга костей.
«Я не хочу, чтобы это было на самом деле», — поймала себя на мысли Зои.
И все же она встала перед Бобом на колени, протянула руки и положила ладони ему на виски.
«Что теперь? — подумала она. — Бубнить всякую чепуху, чтобы это было похоже на настоящий экзорцизм?»
Но никакие слова не шли ей на ум, она...
Перемена застигла ее врасплох, так что замерли все мысли и даже вечно звучащая фонограмма, под которую она жила, остановилась на мгновение. Кончики пальцев покалывало, как будто в них скопилось статическое электричество.
Зои смотрела прямо на Боба, но неожиданно оказалось, что она смотрит сквозь него, в самое его нутро, в самую сущность. Между ее ладоней по-прежнему была плоть и кровь, но глаза видели только радужные вихри света. От изумления губы ее приоткрылись, с них сорвался сдавленный звук.
«Мы все сделаны из света, — подумала она. — Света и звуков, вибрации клеток...»
Но, приглядевшись, она заметила, что сияние между ее ладонями пронизывают темные прожилки разлада. Едва она поняла это, как паутинки черных нитей слились в непрозрачную тень, продолговатую, как морская галька, которая полетела сквозь свет вниз, вниз, пока совсем не скрылась из виду. Ничто не туманило больше радужные узоры света, которые все меркли, пока не стали плотью, костями, кожей, и вот на нее уже снова смотрит Боб.
Покалывание в кончиках пальцев прошло, руки бессильно упали. Боб улыбнулся ей.
— Спасибо, — сказал он.
Ощущение искренности осталось, только голос изменился. Теперь это был не Боб, а Вульф.
— Будь осторожна, — добавил он.
— О чем ты? — спросила она.
— Когда-то я был таким, как ты.
— В каком смысле как я?
— Просто будь осторожна, — был ответ.
Она запрокинула голову, когда он встал на ноги, и не спускала с него глаз все время, пока он пересекал мраморный вестибюль торгового центра и выходил на улицу. К двери он даже не прикоснулся, просто шагнул сквозь сталь и стекло на тротуар и пошел дальше. В полудюжине ярдов от входа он растаял, словно какой-нибудь видеоэффект.
Зои тряхнула головой.
— Нет, — пробормотала она. — Я не хочу во все это верить.
— Во что верить? — спросила Хилари.
Зои посмотрела на нее:
— Ты видела, что произошло?
— Где?
— Боб.
— Так он все-таки пришел? — И Хилари стала оглядывать прохожих. — А я была уверена, что он нас продинамит.
— Нет, его здесь нет, — сказала Зои. — Он...
И тут ее голос прервался: она поняла. Ей предстоит прожить с этим в одиночку всю жизнь. Что же произошло? Если все было именно так, как ей показалось, то надо признать, что встреча с Вульфом принесла-таки маленькую смерть: мир, который она знала прежде, умер, и его место занял новый мир, такой, каким она узнала его только сейчас. Все стадо другим навсегда. Она сама стала другой навсегда. Теперь на ней лежит ответственность, которой она никогда раньше не ощущала.
Но почему же Хилари ничего не помнит о встрече? Может быть, потому, что для нее она стала бы такой же маленькой смертью, как и для самой Зои; ее мир тоже переменился бы навсегда.