А Ляля? Как она отнесется к известию о том, что свекровь ее родная мать? Поверит, что Вяземская до встречи с Галей даже не подозревала о двойне? Или начнет сыпать упреками:
– Отдала меня невесть кому! Выбрала из двух дочек одну, а про вторую забыла начисто?
Чем дольше Зоя обдумывала ситуацию, тем страшней казалось ей будущее, светлый мир Вяземской развалился на глазах. Если Игорь и Ляля узнают истину, они мигом разведутся и уедут прочь куда глаза глядят. Зоя останется рыдать в одиночестве, она лишится горячо любимого сына и не менее обожаемой, вернувшейся к ней дочери. Как поступить?
Оценив положение со всех сторон, Зоя приняла решение: о том, кем является на самом деле Ляля, знает лишь Галина. Но санитарка не в курсе того, что Вяземская родная мать девочки. Все непосредственные участники тех далеких событий мертвы, нет ни Ивана Николаевича, ни Ариадны. Живы, правда, Андрей и Люба, знавшие о любовнике Зои, но с бывшим мужем общение сведено к нулю, а подруга слыхом не слыхивала о близнецах, получившихся из пробирки. Опасности разоблачения нет. Самое страшное, что может случиться, это повторный визит Галины, которая захочет еще денег. Но с ней Зоя сумеет справиться, в конце концов, можно будет сказать Ляле: «Да, дала побрякушки гадкой бабе, не хотела, чтобы она тебя тревожила».
Лялечка не рассердится на свекровь, наоборот, еще больше полюбит ее за заботу. Нет, Зоя не станет сообщать никому страшную правду!
Люба замолчала и посмотрела на меня:
– И как вам история?
Я покачал головой:
– Ужасно! И она закрыла глаза на инцест?
– Да! – торжествующе заявила Люба. – Именно так. Боялась лишиться семьи.
– Чудовищно.
– Верно.
– А если бы у Игоря и Ляли родился ребенок! – пришел я в негодование. – Вот где катастрофа. У детей от подобных связей целый букет заболеваний.
Люба скривилась:
– Зойка хитрая! Знаете, как она поступила?
– Нет.
– Позвала к себе в больницу Лялю и стала каяться: «Прости, доченька…»
– Так она призналась? – воскликнул я.
– Не перебивайте, – обозлилась Люба. – Нет, она другое удумала. Сообщила Ляле, что у Вяземских в роду наследственное сумасшествие. Дескать, боясь за психическое здоровье сына, она ему никогда не говорила правды. Но якобы и Зоина мать, и бабка умерли в психиатрической лечебнице, да и Вера покончила с собой неспроста, у школьницы развивалось не заметное никому безумие. Но от Ляли свекровь не имеет права скрывать информацию… «В общем, милая, вам с Игорем категорически нельзя иметь детей!»
Ляля заверила Зою, что они с мужем и не собирались обзаводиться потомством, супруги не чадолюбивы.
Ну а потом Игорь умер, а Зоя на пике стресса не сумела сохранить тайну, разболтала Любе про свои переживания. Правда, проснувшись на следующее утро, Зоя спохватилась и кинулась к подруге:
– Я вчера наболтала тебе ерунду.
– Да? Я не помню, – прикинулась дурочкой Люба.
– Уж извини, – лепетала Зоя, – в беспамятстве была.
– Понятно.
– Несла чушь.
– Да я не вслушивалась особо, – улыбнулась Люба.
Зоя с сомнением покосилась на подругу и прекратила разговор.
– Я благородный человек, – со скоростью пулемета вещала сейчас Люба, – и могу молчать. Только Зоя со мной нехорошо поступила, решила избавиться от свидетельницы своих откровений, впутала сюда Соню… Знаете, моя дочь обожала Игоря, да! Хотела за него замуж выйти, просто сохла по парню. А тот на девчонку ноль внимания. Я бы на месте Соньки плюнула на дурака, но у моей идиотки никакой гордости нет! Вообще! Ей от ворот поворот дают, так уйди, не позорься. Нет, она решила ему лучшей подругой стать! Сонька у Зои дневала и ночевала, свидетельницей на свадьбе у милого оказалась. Вот оно как случается, на родную мать ноль внимания, а к Зойке прилепилась. Знаете, почему она меня сюда, в дом престарелых, сбагрила?
Я вновь окинул взглядом уютно убранную комнату.
– Теряюсь в догадках.
Люба хмыкнула:
– Ногу я сломала, слава богу, не шейку бедра, а всего лишь лодыжку, но тоже больно и неприятно. Пришлось в больницу лечь. Когда гипс сняли, Сонька заботливой прикинулась, прямо сахарным пряником, засюсюкала так: «Мамочка! Дорогая! Тебе надо восстановиться, пожить на воздухе! Вот путевочка!» Я-то! Наивная! Решила, дочери стыдно стало. Приехала сюда. Теперь заперта в интернате. Знаете почему? О-о-о! Я все поняла! Это Зоя Соньке денег дает, боится, что я в Москве окажусь и правду о ней Ляле расскажу! Меня здесь заперли.
– Думаю, вы можете спокойно отправиться назад, двери корпуса открыты, – попытался я вразумить даму.
– Самой? На электричке? – возмутилась Люба.
Я понимающе кивнул головой, изобразив на лице сочувствие. Люба – родная сестра Николетты, не слишком удавшаяся актриса с нерастраченным желанием играть трагические роли. Сейчас передо мной разыгрывается этюд на тему «Мать, страдающая от невнимательного ребенка». Этакий женский вариант короля Лира. Николетта, когда ей в голову приходит мысль прикинуться несчастной и одинокой, начинает со слов: «Я вложила всю душу в человека, а он не оценил ни любви, ни забот!»
– Вложила всю душу в Соню, – немедленно воскликнула Люба, – а она…
Конец фразы потонул в грохоте, дверь комнаты с треском распахнулась, на пороге появилась пожилая женщина с ведром и пылесосом.
– Что вы врываетесь! – возмутилась Люба.
– Так вы жаловались, будто пыль повсюду, – принялась оправдываться горничная.
– Верно, убираете отвратительно, – взъелась Работкина, – но так вваливаться нельзя! У меня гости!
– Дежурная сказала, вы гулять пошли, – загундосила поломойка, – по парку шляетесь, я и пригребла. Дай, думаю, в номере огляжусь, может, и правда пыль села, но я тут ни при чем! Она летит отовсюду!
– Ну сейчас задам этой дежурной! – воскликнула Люба, решительным шагом выходя в холл.
Я пошел за ней и увидел за стойкой рецепшен маленькую худенькую старушку.
– Где Нина Ивановна? – налетела на бабусю Люба.