– Ну, типа того, – отозвался недавний подурядник левой руки.
– Да ты что буровишь? Да ты знаешь, кто за мной стоит?
– Не знаю, – честно сознался я. – Но очень хочу выяснить.
Соловей-разбойник осекся, понимая, что сболтнул лишнее.
– А вот молчать не надо. Для вас же хуже, – продолжал настаивать я. – Нас как раз интересует, кто заказал вам утреннее нападение на кортеж Юшки-каана, зачем ему это было нужно и где этот государственный преступник. Вы ведь, я полагаю, не дурак, сами должны понимать, что такие дела числятся среди злоумышлении против государства и божьего порядка. Итак, я жду ответа, где этот злодей-душегуб таится?
– Знать не знаю, – внимательно рассматривая пустой стол, огрызнулся гулевой атаман.
– Запираться глупо. – Я покачал головой. – Сейчас только от вас зависит, посадят ли вас на кол, точно пугало, или же, принимая во внимание помощь следствию, вы пойдете по делу свидетелем.
– От того, кого вы ищете, идти-то, может, и идут, да только далеко не уходят, – вздохнул батька Соловей. – Потому как ноги из задницы выпадают.
– Это всё только слова, – отмахнулся я. – Если вы проявите должное благоразумие, то будете включены в программу защиты свидетелей. Вам будут предоставлены дом, охрана, средства к существованию. Всё это, если пожелаете, в другой стране. Если же нет, – я развел руками, – Нычка свидетель – я сделал всё, что было в моих силах. Решайте сами, но помните, с вашим малахольным фокусником я бы не стал даже разговаривать, его бы колесовали на месте. Но вы не производите впечатления законченного идиота. Думайте! Пока что ваше спасение в ваших руках. Заказчика мы всё равно найдем, но вам, после того как на дыбе хрустнет ваш хребет, от этого будет ни холодно, ни жарко.
Молчание затягивалось, и я лихорадочно обдумывал новые доводы, способные обтесать несговорчивого разбойника до применения средств «реалистичного устрашения».
– Задавайте ваши вопросы, – мрачно процедил криминальный авторитет, наконец прерывая затянувшуюся паузу.
– Итак, имя и прозвище вашего хозяина?
– Не ведаю, – со смаком проговорил Соловей-разбойник.
– Клин! – Кулак И.О. государя опустился на столешницу сантиметрах в пяти от физиономии допрашиваемого. – В натуре этот свистун нас за фраеров держит! Я тебе по жизни говорю…
– Правду баю, – сквозь зубы процедил хмурый атаман. – Не то что имени и прозвания не ведаю, а и лица в жисть не видал.
– Угу, – с тяжким вздохом кивнул я. – Не был. Не участвовал. Не привлекался. Значит, всё-таки решили запираться. Зря, абсолютно зря. Следствию доподлинно известно, что сегодня, около полудня, сразу после нападения вот на них, – я кивнул в сторону стременного, – вы имели разговор с заказчиком. Как вы понимаете, разговор прослушивался. Он запротоколирован и подшит к делу. Так что мы можем обойтись и без вас. Если вы действительно считаете, что быть разодранным четверкой коней лучше, чем жить в тихом месте…
– Я всё как есть сказываю, – угрюмо прервал мои увещевания Соловей. – Говорить – было дело, говорил. И не токмо ныне. А ведать, кто да что, – не ведаю.
– Поясните, – напрягся я.
Страхолюдный пленник обвел глазами внимательно слушающую публику, набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул, поднимая осевшую на мебели пыль.
– Стало быть, как дело-то было. Давно, еще в былые годы, до короля Барсиада, озоровал я на старом тракте, что из Торца Белокаменного в Елдин-град ведет. Силушка у меня и тогда уже водилась немалая, от свисту у коней ноги подгибались, люди с седел точь-в-точь снопы валились. Ну, известное дело, коли медок хлебать, так большой ложкой! Удумал о себе много чего. Всякую сторожкость потерял. Вот сижу как-то на дубах заветных в засаде, поджидаю купчину переезжего али путника с богатой поклажей. Вдруг, глядь – витязь на коне, зерцало на нем золотым огнем так и пышет. Шелом – не простой железный колпак, а еловец с личинною. Меч – харлужник.
Соловей-разбойник отрешенно махнул рукой:
– Одно слово, как есть справный витязь. И надоумила ж меня нелегкая свистануть ему!.. – Новый тяжкий вздох возвестил о том, что события давно минувших дней очень ярко отложились в памяти разбойника. – Ну, я, стало быть, свистанул, а он только к конской шее приник, да затем со всего маху швырь в чело мне булавой. Да так, что и не знаю, как токмо жив остался! Сверзился наземь с дуба, дух из меня вон. А витязь аркан мне на ноги привязал да за собой в Елдин-град приволок.
– Это Светозар Святогорович был, – пояснила фея.
– Он самый, – со вздохом подтвердил Соловей-разбойник, прикладывая лапищу к голове, вероятно, к тому месту, куда пришелся удар палицы. – Выходили меня лекаря на пагубу злую. Едва в колодках опосля того не сгнил. С тех пор громких звуков не выношу. Голова, точно наковальня под молотами. Бывало, свистнешь всего-то вполсилы, опосля день башкою маешься… Словом, приволок меня витязь в Елдин-град на аркане. Ему хвостней полную шапку отсыпали, а меня продали в услужение к кобольдам в подземные храмины. Три года тачку катал, Солнцелика не видал. Думал, уж совсем конец мне придет. А только как-то ночью разбудил меня стражник и поволок в какую-то черную-черную комнату. Такую темную, что и носа своего не разглядеть.
– А там на черном-черном столе черный-черный гроб?! – радостно предположил Вадюня, не слишком, видимо, заботясь о поддержании величественного имиджа исполняющего королевские обязанности.
– Ничего такого в помине не было, – нахмурился Соловей-разбойник. – А и было бы, я б не узрел. Стражник меня в ту комнату впихнул, дверь на засов, и поминай как звали! Ну, думаю, всё – смертушка моя пришла! Ан не-ет! Вдруг глас из мрака: «Ну что, Соловей, как оно, во глубине земли? Сладко ли?» Ну, вестимо, что не сладко. А глас далее вопрошает: «Желаешь ли вновь на волю?» Я в ответ: «Желать-то желаю, да чем за то платить надобно?» А мне, стало быть: «Плата с тебя будет – верная служба, да от добычи десятина. А за ту службу я тебя от всякой напасти уберегу».
– Прикинь, Витек, кто-то здесь солидно крышует! – Я молча кивнул.
– При таких-то делах и толковать не о чем! Имя у меня уже звонкое было. Силушки не занимать. Как не согласиться? Тут голос исчез, а затем стражник меня в барак поволок. Я было подумал – что за шутка такая. А поутру вывели колодников под землю идти, всех опустили в клеть, а про нас точно забыли.
– Про кого это «про нас»? – уточнил я.
– Про меня и про Фуцика. Мы с ним одной цепью скованы были. Стражник вроде как по нужде отлучился, а мы, глядь – калитка не заперта! Мы туда. У стены коновязь, у нее два коника. У одного из них на спине переметная сума, а в ней – на тебе! Одежа, по сотне хвостней на брата, ключ от скрепов наших и волшебное зеркальце. Так-то! И, стало быть, лишь я зеркальце в руку взял, оно волнами пошло, да не высветлилось, а только вновь оттуда знакомый глас слышится. И надо сказать, глас – ни мужской, ни женский, точно и не людской вовсе. Точно зверь дикий человечьи слова молвит.