В прошлом году мы уже имели возможность убедиться, что при недюжинном таланте образного анализа бессвязные вирши этой человекоподобной собаки являются кладезем ценной информации. Глядя, как кривится лицо феи, старающейся не попасть под чары дружелюбного говоруна, я искренне сожалел, что не успел достать спрятанный в дорожной сумке диктофон. Однако пока я размышлял, как половчей извлечь его и включить, не подвергая себя риску получить информационную контузию, случилось непредвиденное: дремавший всё это время грифон, набегавшийся за ночь, открыл глаза и увидел поблизости четвероногое хвостатое существо сходных с ним размеров. Уж и не знаю, решил ли он поиграть с незнакомцем или же доказать, что сильнее, а значит, главнее, но крылья Проглота единым махом распахнулись, и он стремительным прыжком оказался на спине у речистого пустоброда.
Стоит ли говорить, что четвероногий оратор не привык к столь бесцеремонному обращению, и потому, опрокинувшись навзничь, испуганно заверещал. Гримаса ужаса исказила его лицо, и, вероятно, спустя несколько минут нам пришлось бы приводить в чувство несчастного болтуна, когда бы столь неожиданная реакция не ввергла в недоумение жизнерадостного Проглота. Грифеныш отскочил на пару шагов, удивленно наклонил голову с торчащей в клюве «волчьей плетью» и опасливо покосился на нас, должно быть, ожидая окрика. Однако мы продолжали утреннюю распевку, чем еще усилили недоумение и без того удивленной домашней твари. Воспользовавшись этим, Переплутень резво вскочил на ноги и рванул в ближайшие кусты со скоростью, неожиданной для его худосочного тела.
– Проглот, к ноге! – прекращая называть себя девочкой с плеером, заорал Вадюня, опасаясь, что разыгравшийся грифон пригонит обратно нашего старого знакомца.
Воспитанный щен нехотя выполнил громогласную команду, а оставленные нам в наследство спутники Переплутня, потеряв «идейного лидера» похода, опустошенно рухнули наземь. Этот фокус мы с Вадимом помнили очень хорошо. Спустя считанные минуты после того, как утихал волшебный голос хвостатого пустобреха, сознание целиком и полностью возвращалось в те места, где находилось прежде, но голова при этом еще полдня напоминала футбольный мяч после серии пенальти. Вот примерно как сейчас. Один из сидящих враскорячку на земле мужиков мучительно сфокусировал взгляд на Соловье-разбойнике, потом на мне и вслед за тем очень медленно, старательно выговаривая каждую букву и удивляясь звуку произнесенных слов, пробормотал: «Они!»
Правая рука его малоосознанным, скорее рефлекторным движением поползла под плащ и вернулась с короткой толстой арбалетной стрелой. Сам арбалет, должно быть, был оставлен в том месте, где настигли стрелков завораживающие рулады Переплутня. Но, похоже, жертва говоруна весьма слабо осознавала мир вокруг себя.
– Засада! – хватаясь за «мосберг», заорал Вадим Ратников.
– Была, – хмыкнула фея, многообещающе поднимая тонкие персты, окруженные золотистым сиянием, на уровень глаз.
Тихий переливчатый звук прервал ее пассы.
– Что это?
– Соловьиное зеркало, – запуская руку за голенище сапога, недоуменно проговорил я.
Громкий звук вызова, настырный, точно студент с хвостовкой в руках, висел над утренним лесом, служа будильником просыпающемуся зверью.
– Вадим! – резко скомандовал я. – Разложи-ка этих орлов в живописных позах. Соловей, ну-ка, быстро на землю, лицом вниз! Да засунь арбалетную стрелу себе под мышку, точно тебя подстрелили. И не вздумай двинуться, а то ведь недолго ее и впрямь тебе промеж ребер засунуть!
– Хитрован, – скривился разбойничий вожак, недовольно сползая с коня.
Не отвечая на его замечание, я обвел взглядом поляну, убеждаясь, всё ли готово к маленькому спектаклю «по заявкам нетрудового элемента». Вадюня со знанием дела заканчивал глушить неудачливых киллеров, буквально не жалея зачарованного приклада своего «копья».
– Девочки, держите животину, чтоб не лезла в кадр!
Делли с Оринкой удивленно переглянулись, но поспешили выполнить распоряжение. Зеркало всё не унималось, всё требовало к себе внимания.
– Да, слушаю, – вытаскивая портативное средство волшебной связи, выкрикнул я, имитируя тяжелое дыхание, точь-в-точь после долгого бега.
– Кто это говорит? – без излишних любезностей вымолвило черное, как дело измены и совесть тирана, стекло.
– По-настоящему я – Живопыра! – выпалил я цитату из любимого фильма юности.
– Живопыра? – с удивлением повторил неизвестный. – А где Соловей? Почему не отвечает?
– Хозяин, тут такое было! – суетливо затараторил я. – Ищейки из Головного Призорного Уряда сели нам на хвост. На девяти дубах ждала засада. Мы дрались, как львы! Как драконы! Мы положили их всех! Вон шакалье поганое валяется. – Я крутанул зеркало, давая возможность заказчику полюбоваться плачевным состоянием группы уполномоченных по встрече. – Но и нас помяли изрядно. Соловью прямиком под сердце каленую стрелу всадили – до полудня не дотянет. И каана подранили, кровища из него так и хлещет! Что делать, хозяин?
– Вешайся, – коротко отрезал неизвестный. – Кого провести вздумал, Живопыра? Или, может, лучше Клин, а? Что ж ты, паря, чужим именем зовешься? И свое-то небось знатное – Клин! А не тот ли это одинец-следознавец, боярин грусский, что в прошлом годе королевишну Марью Базилеевну из полона ворочал? Молчишь? Значит, тот! Ох, сидел бы ты, боярин, у себя в терему да мед-пиво пил. Неча тебе в здешних краях искать. Но уж коли ты моего слова крайнего спрашивал, истинно говорю: или беги отселя быстрее ветра суховейного, или как есть вешайся. Иначе примешь муку смертную, будь ты хоть боярин, хоть сам царь-батюшка.
– Спасибо за совет, – сухо отчеканил я, засовывая зеркало в задний карман штанов. – На досуге обмозгую.
– Ну что, одинец-следознавец? – поднимаясь с земли и отряхивая прилипшую сухую листву, насмешливо проворковал Соловей-разбойник. – Не удумал еще убираться из наших краев подобру-поздорову? Поразмысли-то умишком своим – хозяин зря пужать не станет. Ему человека жизни лишить, что сморчок растоптать.
– Н-да! Утро не задалось. – Я с досадой пнул подвернувшийся шлемак одного из перехватчиков. Тот со звоном улетел в кусты, но легче на душе от этого не стало. – Все пугают. Смертью грозят! Вадим, глянь-ка, из твоих подопечных найдется живая душа, которую в ближайшие минут десять можно допросить? Может, сыщется доброволец намекнуть, как нам этого хронического человеколюбца отыскать?
– Боярин! – не унимался Соловей-разбойник, кажется, не на шутку взволнованный происходящим. – О чем ты этих выродков барсучьих спрашивать удумал? Это же лесная стража! Им хвостней заслали да с ними наказ: как пред рассветом у девяти дубов кто соберется, так всех, значит, и положить. Им-то что! Стрелами утыкают, а затем доложат. Мол, разбойничью шайку подстерегли да изничтожили. Им еще и награда какая выйдет, а меня, того гляди, еще главарем к вам припишут.