— Бросьте оружие, дон Анджело. Если вы думаете, что Лис промахнулся, то лучше вам избавиться от этого заблуждения до того, как вы поймете, насколько оно пагубно.
— Что происходит? — возмутился наконец обретший дар речи Симеон Гаврас. — Объясните…
— Снимите накидку с дамы, — не сводя глаз с Майорано, кинул рыцарь. — Она такая же Никотея, как я — патриарх Константинопольский.
— Проклятие! — тихо выругался турмарх, поворачивая к себе несчастную бесчувственную девицу.
— О! А это что?
Анджело Майорано скрипнул зубами, вскользь глянул на Гавраса, рассматривающего поднятую с земли изукрашенную каменьями гривну, и сделал почти неуловимое движение вдоль ствола, точно перекатываясь на месте. В тот же миг еще одна стрела вонзилась у его щеки.
— Анджело, без глупостей! Мой друг видит в темноте как кошка, но сейчас и он может не рассчитать прицел. Бросайте меч на землю!
— А смысл? — оскалился капитан «Шершня». — Я сдохну либо сражаясь против вас двоих, либо получу стрелу от вашего чертова дружка. Так уж лучше я отдам концы с мечом в руках.
— Смысл прост, — поморщился Вальтарэ Камдель, — вы говорите, кто и зачем нанял вас, и живете дальше или же остаетесь лежать здесь — по вашему выбору.
— Нет! — взорвался Гаврас. — Этот проклятый фряжский недоносок желал моей смерти, отчего же я должен щадить его?
Глаза Мултазим Иблиса блеснули невольной радостью. Перебранка в стане врагов давала ему пусть крошечный, но шанс.
— Бюро Варваров! — резко выкрикнул он.
— Але, капитан, у нас гости! — послышался на канале связи встревоженный голос Лиса. — Полторы дюжины рыл в броне, буквально как жар горя. Ни дать, ни взять ночной дозор. Блин! Шуметь меньше надо было. Щас нам устроят «Всем выйти из сумрака»!
* * *
Безответные овцы с кроткой печалью глядели на раззадоренных кровью чужаков, и с жалобным блеяньем падали одна за другой под кинжалами, бьющими без промаха.
— Грузи! — слышалось поодаль. — Да как ты берешь? Давай за ноги! Давай, раз, два…
Стефан Блуаский глядел на творимое вокруг побоище задумчиво, точно не видя происходящего.
— Прикажете зажигать, милорд? — Один из всадников свиты графа вопросительно поглядел на господина.
— Да, — кивнул, едва выходя из оцепенения, внук Завоевателя. — Бросайте факелы в окна.
Вопрошавший махнул рукой, и над крышами скотного двора и амбара взвились языки пламени, спеша упрятать среди обугленных головешек следы убийства.
— Господь не простит вам этих смертей, — тихо, но твердо проговорила вдовствующая императрица Матильда.
— Вот и посмотрим. — Стефан Блуаский метнул на пленницу насмешливый взгляд. — Не ты ли еще вчера утверждала, что именно Господь послал навстречу кораблю этого перекормленного угря?
— Так оно и есть. Твои прегрешения, Стефан, взывают об отмщении.
— Ты уже могла отмстить, но не сделала этого, стало быть, именно Господь удержал твою руку. Подумай сама, моя дорогая кузина, ведь не дьявол же, в самом деле?! — Принц иронично поклонился «спасительнице». — Когда б не Кракемар, будь он неладен, которому вдруг пришла в голову мысль полюбоваться на нас, мы бы уже подплывали к Уэльсу. И все эти деревенщины с их жалким скарбом жили бы себе до самой смерти. Но так не произошло. Стало быть, это не было угодно Господу. Уж не знаю, зачем ему понадобилось избирать меня своим орудием для расправы с этим сбродом, но сути дела это не меняет.
— Ты богохульствуешь, Стефан.
— Я богохульствую? — неподдельно возмутился граф Блуаский. — Дорогая кузина! Ты бы послушала речи своего отца! Вот кто богохульник, так богохульник! Кстати, готов держать пари, что, случись добрейшему королю Генриху бежать через полстраны, поджав хвост, точно заяц от борзой, твой батюшка поступал бы точно так же. Уж я-то его знаю.
— Но это делаешь ты, а не он.
— Пустое! Сегодня я, завтра он. Это мало что меняет, — отмахнулся ее собеседник. — Я бы с интересом поглядел, как бы действовала ты сама на моем месте.
— Я бы не оказалась на нем.
— Слова, слова. — Принц Стефан оскалился. — Впрочем, ты, возможно, и вправду ни на что такое не способна. Зачем тебе корона, Матильда? Зачем тебе свобода? Сиди в монастыре, вышивай гобелены. Ты даже мне, ужасному грешнику, не смогла перерезать горло. Куда тебе править? Отрекись от мира, этот крест не для тебя.
— Я сожалею, что не сделала того, о чем ты столько говоришь, — глядя, как пламя костра пожирает дочиста ограбленные строения манора, с надменной гордостью произнесла дочь Генриха Боклерка.
— Вот и сожалей. На это занятие у тебя еще будет много времени. — Он хлопнул в ладоши. — Где там этот храбрец?
Для подручных графа Блуаского не было нужды растолковывать, о ком идет речь. С отменной резвостью они бросились куда-то за дом и приволокли верзилу с широченной грудной клеткой и массивными бицепсами. На шею пленника была надета петля, руки покрывали глубокие порезы, из которых обильно сочилась кровь.
— Как тебя звать? — обратился к нему принц.
— Джек.
— Джек, — повторил Стефан Блуаский, — хорошее имя. Ты смельчак, Джек! Не каждый бы решился броситься в одиночку против десятка воинов. Когда б с копьем и мечом ты управлялся так же ловко, как с вилами, цены бы тебе не было.
— Мне хватало вил.
— Видишь, не хватило, — усмехнулся Стефан Блуаский.
— Настанет день, когда вам не хватит и всех мечей Англии.
Потомок Вильгельма Нормандского звонко расхохотался, аплодируя резкой фразе связанного накрепко собеседника.
— Смельчак! Люблю смельчаков. — Граф спешился и, подойдя к пленнику, водрузил ему руку на плечо. — Тут вот какое дело, Джек. Встреться мы в иное время в ином месте, я бы с радостью взял тебя под свое знамя. Из тебя бы вышел славный воин.
— Мне не нравится убивать людей.
— Знаешь, скажу тебе честно, мне тоже, — вздохнул племянник Генриха Боклерка. — Но что делать, Господь не оставил нам иного пути. Конечно, если не идти в монахи. Да и то… Но убивать я не люблю. И все же мне придется это сделать, ибо другого выбора нет. Но гордись, храбрец, ты умираешь не в петле, не от презренной старости. Ты примешь смерть от руки английского принца.
С этими словами Стефан Блуаский выхватил кинжал, висевший у него на поясе, и, не говоря ни слова более, вонзил его крестьянину в горло.
— Так ты уже никому ничего не скажешь. Вот что такое власть, моя дорогая кузина. — Принц развел руками. — Вот на что приходится идти.
— Мерзость, — коротко выдохнула Матильда.
— Быть может так, милая сестрица. Но овце никогда не править волчьей стаей. Все! — Он снова хлопнул в ладоши. — Заканчивайте погрузку и уходим. — Стефан провел ладонью по лицу, будто пытаясь стереть с него накатывающую усталость. — Проклятие! Мы слишком медленно бежим. Если среди тех, кто остался здесь, на юге, найдется хоть один умник, который потрудится глянуть, как расположены места пожаров, он без труда догонит нас. Стоило бы уйти в сторону и проследить, увязалась ли за нами уже погоня или еще нет. Но время, время поджимает. Мы не можем петлять и путать след. Дорогой мой тесть весьма обидится, если я опоздаю к свадьбе. Сделаем вот что. — Стефан Блуаский повернулся к ожидающим приказа воинам. — Ты и ты возьмите по пять всадников, вы движетесь налево, вы — направо. Жгите все, что встретите. Если след нельзя спрятать, его нужно размазать. Если Господь на моей стороне, я буду ждать вас в Бристоле.