— Я больше не могу. Так не должно быть, но демон не слушает меня.
— На этот раз обошлось! — выдохнул Хаврес, и Распутин почувствовал, как боль уходит сама собой, не оставляя и следа. — Но следует поторопиться.
* * *
Лаис не ведала, сколько времени была без сознания. В ее взбудораженном мозгу крутились неясные образы прошлого иди того, что могло быть ее прошлым, но происходило не здесь и не с ней. Вновь сияло над головой синее бескрайнее небо, до которого не могли дотянуться каменные пальцы вздыбленных скал. Вновь перед ней открывались темные отроги гор, где водились чудовища, о которых во всех прочих землях даже и не слышали. А если и слышали, то не могли поверить.
Даже львы сторонились диких порождений необузданного, древнего, как эти горы, зла. А жители на многие мили в округе почитали эти места запретными и недобрыми. Они говорили, что там водятся драконы, способные, раз щелкнув челюстями, перекусить антилопу. И эти люди, далекие от цивилизации, знали о чем говорили.
Как бы ни был отважен князь Лайош Эстерхази, когда-то на спор решивший проникнуть в запретный город, он понимал, что уйти из него тем же путем, да к тому же спустя много лет, ему не удастся. Тогда-то ему и пришла в голову идея воспользоваться для побега кольцом Соломона, чтобы вызванный демон перенес их подальше от Карнаве.
Вероятно, стоило бы сразу потребовать у пришельца из адской бездны доставить беглецов в один из замков князя Лайоша, но отец не хотел привлекать лишнего внимания к своему появлению. Толковать должны были, что он появился, а не о том, как он то сделал.
Лаис тогда с ужасом глядела, как старый охотник бестрепетно ломает священные печати на крышке яхонтового ковчежца, в котором хранилось заветное сокровище. Небо должно было разверзнуться, и молнии поразить осквернителя гробницы. Но все было по-прежнему: над головой радостно синел ясный небосвод, и даже усыпленные неведомым зельем стражи не вскинулись, чтобы остановить их.
«Вот сейчас и проверим, — усмехнулся тогда в седые усы старый Лайош, — впрямь я из рода Эстер, или же все это — пустые сказки». И он надел перстень на палец…
Тогда все обошлось. Демон покорно явился на зов, исполнил волю господина и исчез по его приказу, не оставив следа… Или оставив? Как-то же смогли нотеры отыскать их убежище в Каире!
Все прошедшие с того рокового дня годы память о свершенном ими чудовищном преступлении не давала ей покоя. Она лишь указала отцу расположение тайного святилища, но… сорвавшийся с вершины камень порождает лавину. Теперь, стоило Лаис хоть чуть-чуть позабыть о преследующем ее кошмаре, как ночью во сне вновь являлся один из нотеров-хранителей, а иногда и много, очень много — стеной до горизонта. Сегодня Лаис видела одного из них наяву, совсем рядом, и пистолет в руке не вызывал сомнений в его намерениях. В уме девушки всплыло смуглое лицо ее двоюродного брата… В ужасе она распахнула глаза и в полумраке спальни различила знакомые суровые черты.
— Мир тебе, Лаис, — прошептал человек рядом с ней.
— И тебе долгих лет, Барраппа, — в ответ чуть слышно проговорила госпожа Эстер.
* * *
Заурбек Даушев не любил города. Он терпеть не мог эти зажатые угрюмыми домами ущелья стылых улиц, провалы дворов, висящую в небе копоть и несущиеся со всех сторон запахи духов и помойки. Все его обостренные до предела чувства дикого зверя, ощущавшего себя в горах куда лучше, чем под крышей дома, подвергались жесточайшему испытанию бездушной громадой северной столицы. Едва скрывая презрение, он глядел на бледные лица жителей города, на их худосочные или же, наоборот, расплывшиеся фигуры, и недоумевал про себя, как такой народ мог захватить его родную землю.
Все его прошлое, все годы, проведенные в набегах, погонях и перестрелках, научили его презрению к закону и власти. Он уважал лишь силу, ум и ловкость — все то, что сливалось для него в образе гордого, неподвластного никому волка. Несколько месяцев назад, когда загонщики сжимали вокруг него смертельное кольцо, он ловко ушел от них, вступив добровольцем в один из туземных полков. И, вероятно, ревностная служба белому царю не отняла бы у него много времени, когда б не встретился ему на пути подполковник Лунев. Не будь этой встречи, исчез бы лихой джигит из-под носа командования так же, как прежде уходил от преследователей, высланных по его следам тифлисским полицмейстером.
Прикомандированный к неутомимому контрразведчику, Заурбек имел возможность воочию наблюдать, как тот, словно чародей, создал из воздуха чарующий призрак, столь прекрасный, что могущественный Энвер-паша с его многочисленным обученным немцами войском, последовал за рукотворным миражом, точно баран, ведомый на заклание. Ум и воля этого невысокого, вечно погруженного в себя человека, оказались сильнее всего могущества владыки османов. В тот день, когда отбитая из-под Сарыкамыша турецкая армия бросилась в неудержимое бегство, Заурбек понял, что будет верен и предан этому необычайному человеку, что бы ни случилось. И все же он не любил город, терпеть его не мог.
Уже стемнело, хотя до вечернего приезда господ, о котором предупреждал его старший, было еще далеко. Но темнело здесь быстро, вернее, по мнению Заурбека, почти совсем не рассветало. Он вглядывался в едва освещенную фонарями улицу сквозь оконца бойницы привратной сторожки и по устоявшейся привычке вслушивался в темноту, улавливая то стук колес проехавшего извозчика, то чьи-то шаги, то обрывки далеких разговоров.
— Ну че, земеля, — изрядно подобревший после выпитого старший привратник насмешливо кликнул угрюмого сотоварища, — чего филином туда уставился? Дом наш в округе известный. Проходимцы всякие его за версту обходят. Говорят, он в старые времена самому колдуну Брюсу принадлежал, и тот на свое жилище страшное заклятие наложил. Слыхал о Брюсе? Нет? Да откуда тебе!
— Идут, — не слушая вопросов, проговорил Заурбек, внутренне напрягаясь. Его шестое звериное чувство опасности, долгие годы помогавшее обходить западни, холодными мурашками, внезапно проснувшимися между лопаток, остро напомнило о себе.
— Кто идет-то? — не понял старший привратник.
— Нэ знаю, — откликнулся Заурбек. — Маршируют.
— Да мало ли? — отмахнулся его соратник. — Тут вон до Офицерского собрания рукой подать. Может, туда наряд вызвали? Опять же, преображенцев учебная рота. Ты мне вот не ответил: знаешь, кто такой Брюс?
— Нэ знаю, — кратко отрезал Заурбек. — Сюда идут. Жандармы. С Литейного. — Он потянулся за стоящим в углу карабином. — Полсотни шакалов.
— Свят-свят-свят! — Старший привратник дробно перекрестился. — Это с чего ж вдруг-то?
Он вскочил на ноги, не зная, за что и хвататься, и тут, увидав Заурбека с оружием в руках, взвыл от страха:
— Да ты одурел, что ли? На кого руку подымаешь, нечто эсер какой? Это ж жандармы!
— Малчи! — рявкнул Заурбек, отпихивая перетрусившего караульного от двери. — Беги, хазяина прэдупреди.
Мысли проносились в его голове, точно угнанный с водопоя табун чистокровных арабчаков князя Амилахвари. Заурбек мучительно пытался сообразить, что бы сделал в этом случае Лунев, однако нужная мысль так и не появилась. Ясно было одно: жандармов следовало задержать вплоть до той минуты, когда появится сам Платон Аристархович.