* * *
Барраппа страдал от голода. С утра у него маковой росинки во рту не было, и в ближайшие часы уж точно кормить его никто не собирался. Погрузив охранявшего его жандарма в состояние безмолвного оцепенения, он без особых проблем покинул здание Главного штаба. Однако, понимая, что его маскарад дает лишь кратковременную отсрочку, недавний арестант поспешил сменить одеяние, как только представился случай. Увы, поменять лицо было выше его сил. Очередной задачей было добраться до Лаис.
Когда он доковылял до ее дома, дюжие грузчики уже таскали сундуки и чемоданы в запряженные битюгами фургоны. На крыльце статный конногвардеец, потрясая кулаком, вдохновенно переругивался с жандармом, пытавшимся не допустить переезда особы, состоящей под охраной. Когда оскальзывающиеся на утоптанном снегу грузчики вытащили из дома очередной сундук, Барраппа без лишних разговоров подхватил его сбоку, помогая удерживать тяжелое, окованное металлическими полосами вместилище дамских тряпок. Вслед за тем молча залез в фургон, словно бы для того, чтобы получше разместить там груз.
То ли его приняли за одного из слуг, то ли попросту были рады нежданному помощнику, но ни у кого и мысли не возникло поинтересоваться, откуда взялся этот крепкого вида чужак и что ему здесь надо. Между тем Барраппа аккуратно поставил сундук среди прочих вещей Лаис и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, принялся доставать из него платья и распихивать их по соседним тюкам.
Спустя несколько минут повозка тронулась, а еще через полчаса, уже сидя в сундуке, капрал Длугаш почувствовал, как те же, а может, и другие грузчики с кряхтением подхватили сундук, в котором он приехал, и, ругая сквозь зубы господ, понесли куда-то, судя по звуку, в дом. Наконец-то он мог почувствовать себя в относительной безопасности, однако очень скоро это чувство сменилось до обидного банальным чувством голода.
Барраппа прислушался, ожидая услышать чьи-нибудь голоса. Но нет, снаружи не доносилось ни единого звука. Тогда он приподнял крышку и, стараясь двигаться как можно тише, вылез. Должно быть, он очутился в чулане, во всяком случае, к жилым помещениям комната, куда был занесен сундук, похоже, не относилась.
Впотьмах он подошел к двери и толкнул ее. Чулан оказался заперт. Длугаш тихо выругался, спрашивая себя, кому и зачем пришла в голову идея запирать этакие сокровища. Не то чтобы его сильно смущал замок. Подобные немудрящие приспособления он умел вскрывать быстро и не оставляя следов. Но сам факт.
Он оглянулся в поисках какого-нибудь гвоздя, но тут услышал звук шагов в коридоре, приближающихся к его убежищу. Не дожидаясь встречи с «местным населением», Барраппа бросился к сундуку и едва успел опустить над собой крышку, как совсем рядом послышались голоса:
— Где, интересно, прикажешь искать все это чародейское барахло? — спрашивал один.
— Здесь, — не вдаваясь в долгие объяснения, произнес другой.
— Да? Ты предлагаешь все это сейчас перелопатить, чтобы отыскать, где упрятан магический треножник, плошки и прочие таинственные диковины?
— А что, есть варианты? И почему ты вообще решил, что ей сейчас надо кого-то куда-то вызывать? Что доктор сказал? Может, у нее жар, и она бредит?
— Доктор сказал, что у нее сильное нервное потрясение или истощение — что-то в этом роде. И что огорчать ее сейчас нельзя ни в коем случае. Поэтому надо искать.
— Вот ведь, — послышалось в ответ. — А что, если сам вызов демона — на ее перегреве случился? Ведь если повторить фокус не удастся — она вообще с ума может сойти. Она ж в это действительно верит.
— Верит, — подтвердил первый голос. — А ты нет?
— Ты же сам знаешь, — начал второй. — Всякое доводилось видеть. Но демоны — по-моему, это уже перебор!
— Может быть, может быть, — отозвался первый. — А если нет? Ладно, пошли. Я, кажется, вспомнил, куда положил всю ее волшебную снарягу. Давай побыстрее. А то магия магией, но до заседания Капитула следует подготовить сводки.
* * *
Строй жандармов, затаив дыхание, глядел на сухощавого мужика в смазанных дегтем сапогах и черном, похожем на монашеское одеянии. В окладистой бороде этого человека застряла квашеная капуста, волосы были всклокочены, но он, обходя фронт замерших в ожидании приказа стражей трона, и не думал обращать внимание на подобные мелочи. В этом строю едва ли не каждый знал, какие темные делишки числятся за Гришкой Новых, однако никто, даже сам шеф жандармского корпуса, не смел потребовать ответа за преступления у Боговдохновенного Старца.
Прочитав царскую записку, генерал Джунковский тихо выругался сквозь зубы по матушке, но все же, поморщившись, велел штурмовать «злокозненное гнездо заговорщиков». И вот теперь долгобородый мужик в смазанных дегтем сапогах и с капустой в бороде ходил перед строем жандармов, командуя, точно главарь налетчиков своей бандой.
— …И запомните, кого там только ни увидите, всякий царю и Отечеству смертный враг, у всякого оружие имеется. Если вы их помилуете, они вам спуска не дадут! Особенно хозяин дома. Этот и вовсе ходит, аки зверь рыкающий, ища, кого бы пожрать. Сколько молодцов при нем — неведомо. Ну, да не о них речь. А вот баба, что в том доме с нынешнего дня проживает…
При этих словах Распутин почувствовал, будто железные крючья вонзились в его плоть и рванули так, что едва не вывернули наизнанку. Глаза Старца выкатились от боли, и нижняя челюсть отвисла в немом вопле.
— Молись! — взвыл голос, который можно было назвать демоническим, поскольку таковым он и являлся на самом деле. — Молись немедленно! — разрывая грудь и переплетая ребра, выл Хаврес.
— Так ведь… — начал было про себя Распутин.
— По-своему, по-своему молись, — шипастой змеей извивался внутри его демон. — За себя проси! Моли об избавлении от мук, чародейством насылаемых! Победы над врагом алкай! Только истово и скоро!
Распутину внезапно показалось, будто выловленный им некогда в Тоболе огромадный сом вдруг очутился внутри него и стал, хлеща широченным хвостом, биться в ужасной агонии.
— Девицу мне приведите целой! — взвыл Распутин, жестом подавая знак жандармам приступать к операции. — Ни один волос… — простонал он уже вослед, трясясь и катаясь по полу в конвульсиях.
Жандармы поспешили скрыться, оставив в одиночестве святого Старца, чье искаженное мучительными гримасами лицо сейчас было столь ужасно, что обе шеренги испытанных годами беспорочной службы людей, прошедших огонь и воду, невольно дрогнули и подались назад. Если бы сейчас кто-нибудь оглянулся, то увидел бы, как стоя на коленях Старец бьется лбом оземь, приговаривая довольно громко:
«Господь, в великой милости своей защити меня, разрушь козни умышляющих против меня, дай силу одолеть врагов, Дай силы и стойкости одолеть умышляющих против Божьего престола. Молю тебя, Господи, услышь моления раба твоего Григория!»
* * *
Без малого полчаса продолжалась эта молитва, без малого полчаса Лаис взывала к священным именам, суля неисчислимые кары ослушнику. Распутин валялся на земле, корчась, но не прекращая вымаливать защиту. В конце концов девушка в изнеможении опустилась на руки Чарновского.