«Итак, все же посланцы грядущего или резидентура австрийской разведки? А может, все же масонская ложа „Чаша святого Иоанна“ с ее неведомыми каверзными планами нового мироустройства?» — Полковник вновь достал часы и в задумчивости уставился на секундную стрелку, быстро описывающую круг по циферблату.
«Быть может, пойти к государю и рассказать ему все без утайки? Разве не в этом первейший долг офицера и патриота?»
— Ваше высокоблагородие, — раздался совсем рядом голос дежурного караульного начальника поста у ворот Екатерининского парка. Молодцеватый прапорщик стрелкового полка императорской фамилии замер перед ним, приложив пальцы к обрезу папахи. — Вы приказали докладывать вам лично обо всех женщинах, пытающихся добиться аудиенции его величества.
— Ну-ну, голубчик, и что же? — Платон Аристархович, щелкнув чеканной крышкой, быстро спрятал брегет в карман.
— Только что к нашему посту пришла некая госпожа Сорокина, милосердная сестра, прибывшая из германского плена. Я проверил документы, все в идеальном порядке. Нынче утром она приплыла на шведском пароходе «Оксенширна» с миссией Красного Креста. Госпожа Сорокина просит скорейшей аудиенции у государя. Говорит, что у нее есть для того архиважная причина.
— Что ж, к императору попасть она еще успеет. Сделайте любезность, прапорщик, проводите ее в Китайский павильон.
* * *
Императрица спустилась в кабинет государя своим обычным, довольно быстрым шагом, который со стороны мог показаться, пожалуй, даже нервическим. Впрочем, таковым он являлся и на самом деле.
— Ники, — с порога начала она, едва удостоив взглядом вытянувшеюся перед ней князя Орлова. — Я хотела тебе напомнить, что сегодня день ангела у Григория. Ты обещал, что господин Фаберже закончит к этому сроку наш подарок.
Император невольно поморщился. После вчерашнего скандала упоминание о Старце вызывало у него плохо скрываемое раздражение.
— Да-да. Распорядитесь, любезнейший Владимир Николаевич, послать авто на Большую Морскую в мастерскую господина Фаберже. Надеюсь, у него уже все готово. Скажите, что я просил его прибыть к нам без промедления.
— Слушаюсь! — проговорил начальник Военно-походной канцелярии, спеша покинуть кабинет, чтобы избавиться от волны неприязни, исходившей от государыни-императрицы.
— Ты чем-то встревожен? — От пристального взора Александры Федоровны не укрылась гримаса недовольства венценосного супруга.
— Положение дел на фронтах, — уклончиво бросил Николай II, указывая отточенным карандашом на разложенную перед ним карту. — Дядя Николаша утверждает, что предстоящее наступление может стать поистине судьбоносным. Я полагаю, будет уместным самому отправиться к нему в Ставку. Армия должна знать, что в решающий момент государь с ней!
Александра Федоровна не спускала изучающего взгляда с императора.
— Наверное, ты прав. Иначе в случае победы твой милый дядя возомнит, что именно ему принадлежит главная роль в поражении супостата. И все же, — она подошла вплотную к мужу, — ты чего-то недоговариваешь. Что-то случилось?
— Так, пустое.
— Ники, ты хочешь меня обмануть. Я же вижу, что произошло что-то… — Она замялась, подыскивая нужное слово.
Николай II вздохнул. «В конце концов, к чему скрывать. Нынче же эта история появится во всех столичных газетах».
— Да, моя дорогая, произошло. Нельзя сказать, чтобы это было что-то ужасное, но вместе с тем…
— Что же, говори скорей! — Голос императрицы от волнения приобрел неприятные резкие, почти визгливые интонации.
— Вчера в столице произошел весьма неприятный скандал. Старец пытался выкинуть заместителя командира моих конногвардейцев, полковника Врангеля, из дома ею приятеля и сослуживца, ротмистра Чарновского.
— Чарновский — это, кажется, адъютант дяди Николаши? — сбавляя голос до шепота, весьма похожею на шипение, проговорила императрица.
— Бывший адъютант, — поправил Николай II. — Но…
— А скажи, — не слушая пояснений мужа, продолжила Александра Федоровна, — узнал ты об этом скандале, конечно же, от своего дорогого Орлова?
— Докладывать о происходящем в столице входит в круг его обязанностей, — беря под защиту старого друга, напомнил император. — Но ты права, именно он сообщил мне о происшедшем в доме Чарновского.
— Я не удивлюсь, — все тем же ядовито-шипящим тоном продолжила государыня, — если вдруг окажется, что сам князь Владимир Николаевич в это время случайно оказался в особняке этого польскою выскочки.
— Да, это так, — кивнул император, — но все же прошу тебя, не забывайся! Чарновский поляк, и все же он русский офицер.
— Чарновский поляк, а следовательно, мятежник, — сжав кулачки, запричитала Александра Федоровна. — Все поляки — тайные мятежники. Попомни мое слово! Что же касается скандала, я уверена, что это грязная провокация, и готова поклясться, что виноват Чарновский, либо Врангель, либо твой ненаглядный Орлов, либо все они вместе!
— Ваше Императорское Величество! — В кабинет государя, придерживая эфес шашки, вбежал генерал Орлов.
— Ну вот, легок на помине, — сморщилась государыня. — Ну что же вы, любезнейший? Послали мотор к господину Фаберже?
— Так точно, — машинально козырнул начальник Военно-походной канцелярии. — Ваше величество, государыня императрица. Срочная депеша от генерала Джунковского. Полчаса назад Григорий Ефимович Распутин выпрыгнул из окна своей квартиры на Гороховой. Он жив, — начал было говорить Владимир Николаевич, но осекся, спеша поймать рухнувшую без чувств Александру Федоровну.
(Из донесения от…01.1915 г.)
По сообщению почтенного брата ложи «Чаша святого Иоанна», Протектория, необходимы срочные и решительные меры для изменения кадрового состава в управлении Ставки верховного главнокомандующего.
В то же время брат Протекторий сообщает, что кандидатура для заброса через линию фронта им уже найдена. Прошу дать разрешение на проведение активных мероприятий в данном направлении.
Фехтмейстер
Свободный человек вооружен, безоружный — раб.
Аттила
В зимнюю пору Китайский павильон не отапливался. На мосту около него постоянно дежурил наряд агентов дворцовой полиции, однако, по-хорошему, делать им было нечего. Мало кто забредал сюда в эти месяцы, разве что сам государь, выгуливая собаку, решал отклониться от привычного маршрута. Оттого изнывающие от хронического безделья агенты то и дело бегали греться в состоящий под охраной «объект дворцовой архитектуры», и в глубоком пушистом снегу хорошо виднелась тропка, протоптанная их валенками.
Он стоял у окна и сквозь метель смотрел на курящих у моста полицейских. Те время от времени украдкой поглядывали на павильон, весьма недвусмысленно демонстрируя своим видом досаду по поводу прибытия высокого гостя.