— Очень интересно! Вы обнаружили труп?
— Увы, нет, — огорченно развел руками офицер. — Однако мы отыскали пальто жертвы.
— Пальто? В середине мая?
— Да, кашемировое летнее пальто. Оно прострелено со спины в трех местах.
— Где вы его нашли?
— Именно там, где указал Шену — возле монастыря Сен — Сульпис, за кучей строительного мусора. Там как раз чинят ограду.
— Угу, — кивнул Рошаль, углубляясь в чтение. — «Длинное белое пальто из кашемира». На дворе стоит замечательно теплая погода… Как по — вашему, что могло толкнуть жертву отправиться гулять в пальто?
— Понятия не имею, — пожал плечами офицер.
— Гаспар, ты утверждаешь, что нашел часы во внутреннем кармане?
— Клянусь вам, господин комиссар! — Бродяга ударил себя в грудь кулаком. — Я сам удивился, отчего это вдруг несчастному хозяину такой славной вещицы вздумалось носить жилетные часы в пальто!
— Вот видишь, даже тебе это удивительно!
Рошаль повернулся к ждущему распоряжения инспектору:
— Вы уже отправили вещественное доказательство на экспертизу?
— Нет, мсье комиссар, вас ждали. — Полицейский достал из — под стола сверток в грубой бумаге. — Место обнаружения сфотографировали, в протоколе все указано. Снимки сейчас в лаборатории.
— Я подожду. Давайте посмотрим, что у нас с этим удивительным пальто. — Комиссар Рошаль уставился на раздобытую коллегами улику, точно ожидал, что та сама ответит на роковой вопрос: как она до такого окровавленного состояния докатилась. — Занятно, вы не находите?
Рошаль осмотрел пальто с изнанки, затем вновь повернул лицевой стороной к себе.
— Скажи — ка, дружище, — обратился он к офицеру, — тебе тут ничего не кажется странным?
— Нет, а что?
— Гляди внимательно. Вот три входных отверстия. Все они, судя по месторасположению, находятся в верхней части туловища. А судя по многочисленным порошинкам — видишь эти черные точки вокруг отверстий, — стреляли почти в упор. Не больше метра. Пуля с такой дистанции, пройдя через грудной отдел, должна была выйти наружу, сопровождаемая множеством кровяных брызг. Мы предполагаем, что хозяин пальто носил его нараспашку, и потому выходных отверстий нет. Но кровяных брызг тоже нет! То есть крови много, но она совсем другого… Как бы это сказать, рисунка. Далее. Кинетическая энергия револьверного патрона 7–62, а судя по отверстиям, скорее всего мы имеем дело с ним, вполне достаточна, чтобы после одного выстрела с такой дистанции человек упал ничком и вряд ли встал без посторонней помощи. Если б это произошло в городе — скажем, где — нибудь на улице, то на пальто с изнаночной части должна была бы сохраниться въевшаяся пыль. Белый кашемир замечательно пачкается. Но здесь пыли не видно. Прибавим ко всему вышесказанному часы во внутреннем кармане…
— И что?
— И то, мой дорогой друг, что кто — то нас попросту дурачит. Причем дурачит неумело, должно быть, не подозревая об успехах криминалистики за последние полсотни лет.
Рошаль указал на пальто:
— Отправьте на экспертизу, пусть установят, что это за кровь.
— Слушаюсь, мсье.
— Результаты отошлите ко мне на набережную Орфевр.
— А с этим что делать? — Полицейский указал пальцем на притихшего Гаспара Шену.
— Ничего. Отпустить. Он действительно ни в чем не виновен. Разве что в том, что сразу не принес находку в полицию.
— Вали отсюда, — пренебрежительно бросил воришке инспектор.
— Благодарю вас, мсье! Благодарю вас, мсье Рошаль! Вы — святой человек! Да продлит Господь ваши дни!
— Иди, иди!
Бродяга, не заставляя себя упрашивать, выскользнул за дверь.
— Признаться, я потрясен, господин окружной комиссар! — Полицейский восхищенно поднял большой палец. — И как только вы это все увидели?
— Никаких фокусов. Обычный навык, — отмахнулся Рошаль. — Вопрос в другом. Кому и зачем понадобилось подбрасывать нам столь нелепую улику?
— Может, это русский генерал? — Блюститель порядка достал из стола свежий номер «Пари трибюн». — Здесь статья об исчезнувшем банкире. Некий Вилли Спичек утверждает, что русский генерал, приезжавший к мсье Рафаилову незадолго до его исчезновения, в прежние годы был известен своей ужасающей свирепостью. Так, еще в России он лично расстрелял мирную демонстрацию, отправив на тот свет десятки каких — то горцев. Кто знает, что задумал этот зверь в человеческом облике? Быть может, он заключил банкира в подземелье и вымогает у него миллионы?
— Забавная была бы история, — скривился комиссар Рошаль. — Вот только генерал Згурский вскоре после встречи с Рафаиловым отбыл в Сент — Этьен. Его видели по дороге туда. Но версия не лишена остроумия. Хотя, друг мой, рекомендую вам не читать на ночь романы Гастона дю Террайля. Ладно, спокойного вечера, я отправляюсь доедать свой остывший ужин.
Комиссар приложил руку к кепи и вышел на крыльцо. Возле невысокой лестницы его поджидал, как привязанный у калитки пес, забулдыга — оборванец Гаспар Шену.
— Мсье комиссар! Я так благодарен вам!
— Пустое. Раз уж ты не нарушил закон, Французской республике нет до тебя дела.
— Я просто думал, может, вам пригодится…
— Что еще? — насторожился Рошаль.
— Там, у монастыря Сен — Сульпис я видел автомобиль. Он остановился, из него вышел мужчина. Хорошо одетый.
— Ты разглядел его лицо?
— Нет, я как раз был в подворотне на другой стороне улицы. Мужчина огляделся по сторонам, подошел к куче строительного мусора и бросил за нее пальто.
— Очень интересно! Ты заметил номер автомобиля?
— Нет, я и не смотрел на него. Но автомобиль темный такой, роскошный. Я в марках плохо разбираюсь, но опознать бы, пожалуй, смог.
Май 1924
Иосиф Виссарионович был недоволен. Он стоял напротив Царь — пушки, глядя в чудовищный зев орудийного ствола.
— Дорогой Феликс Эдмундович, эта пушка напоминает мне Россию: огромный калибр, огромная силища, а достойного мощного выстрела не было и нет.
— Орудие создавалось для стрельбы картечью. Его должны были выкатывать на прямую наводку к кремлевским воротам, и если бы враг, проломив их, ворвался в крепость…
— К тому, о чем я говорю, это не имеет отношения, — оборвал его Сталин. — У нас есть кому заниматься пушками. Нам же следует заниматься Россией. Пока она еще имеется.
— Это вы о концессиях?
— И о них тоже. Из — за постыдного неумения пользоваться своими богатствами мы вынуждены идти на поклон к заграничным капиталистам. Ради этого мы с таким трудом изгнали своих? Ради чего же? «Чтобы научиться хозяйствовать самим», — говорит товарищ Троцкий. Но мы слишком дорого платим за их уроки. При этом никто не может поручиться, что в таких уроках есть польза. Любому ясно, что ни один капиталист не станет учить своему умению зарабатывать деньги, рискуя лишиться сверхприбылей. Нас просто грабят с молчаливого или шумного одобрения некоторых вчерашних соратников и вождей революции.