— И шо, упав с коня, наткнулся на мысль?
— Есть предположение. Поправь, если что-то покажется тебе нелогичным. Англия — остров, вернее, группа островов, и довольно сильно изолирована от всей прочей Европы.
— Очень верное наблюдение.
— Король Британии — самая могущественная фигура на острове.
— Это смотря какой король.
— Гарольд III.
— Скорее «да», чем «нет». Но пока еще скорее «нет», чем «да».
— Среди прочих королевств на Британских островах Уэльс населен людьми с наиболее, пожалуй, развитым мифологизированным сознанием.
— Тебе виднее…
— Поверь на слово, — усмехнулся Камдил. — Так вот, Мстислав, во втором поколении пользующийся услугами Андая, становится королем Британии, которая, как мы уже сказали, изолирована от остальной Европы. Таким образом, он больше настроен на сотрудничество с потомками Ангуса [36] и, насколько я могу понять, определенно чувствует вину за гибель Андая.
— Перед кем?
— Перед собой, перед отцом, который теперь обитает в Китеже.
— Может, и так. Дальше что?
— Дальше появляется Федюня, которому Мстислав, как ни крути, свой. Причем является к королевскому двору не сам, а во главе бушующей толпы, видящей в нем обещанного древним пророчеством властителя из-за моря, спасителя и избавителя.
— Ага, запал ввернут в гранату, осталось только дернуть за кольцо.
— Именно так. Усилиями короля Гарольда III с подачи Федюни Кочедыжника Англия может стать великолепным плацдармом для создания новой, — Камдил замялся, — возможно, религии. Но я бы сказал — концепции мироустройства.
— Концепция… Не путать с контрацепцией. Эк ты завернул! Хорошо бы узнать, что по этому поводу сам Федюня думает.
— Это верно. Значит, делаем так: как только брожение народных масс устанет бродить и расположится на привал, мы берем нашего мальчика и задаем ему напрямик все накопившиеся вопросы.
— А эти? — Лис кивнул на бредущих рядом стражей.
— А что эти? Придется обездвижить. Без особого членовредительства, однако надежно.
А между тем над толпой неслось:
Разве вы не видите порывов ветра и дождя?
Разве вы не видите, как сталкиваются дубы?
Разве вы не видите, как море кидается на землю?
Разве вы не видите истины в его трудах?
Разве вы не видите солнце, как оно спешит по небу?
Разве вы не видите звезды, как они падают?
Разве вы не поверите в Бога, доверчивые люди?
Разве вы не видите мир в опасности?
О, ради тебя, Господи, да не набросится море на сушу!
Что осталось нам такого, из-за чего мы останемся здесь?
Некуда бежать от мельницы страха,
Негде переждать. Томительное ожидание!
Нет ни совета, ни ключа, ни пути
Изгнать из наших душ смятение страха. [37]
— Знать бы еще, куда они идут, — наблюдая за движением вооруженного сброда, вздохнул Лис.
— Думаю, скоро выясним.
Плененный рыцарь оказался прав — не прошло и получаса, и на очередном открывшемся взору холме путники увидели громоздкую четырехугольную башню, окруженную шестиярдовой зубчатой стеной. У подножия холма виднелось большое селение, должно быть, мнившее себя городом.
— Капитан, ты у нас спец, — приглядываясь к развевающемуся над замком флагу, сказал Лис, — я шо-то не разберу: там нарисован какой-то обрубок мужика в шарфике — что это за валлийский геральдический прикол?
— В шарфике? — Камдил напрягся и стал вглядываться в плещущее на ветру полотнище. — Ну да, я должен был догадаться…
— О чем, Капитан? Шо не слава богу?
— Я сам пока толком не пойму, к чему это все, но только там не мужик, а мальчик, и на шее у него не шарф, а змея. Это замок кого-то из семейства Варвин. Есть в Уэльсе такой древний род. По легенде, мать прародителя его заснула в саду и проснулась от того, что по ней ползла змея. Девушка, конечно, всполошилась, вступила в неравный, но успешный поединок, а через некоторое время у нее родился сын с очень характерным родимым пятном на шее — будто змеиный след. И стал он в Уэльсе известным героем, и множество семейств ведут от него свой род.
— И опять мальчик, и опять змея, — закончил Лис. — Хитро, — он приподнял уголок губ, усмехаясь старой легенде, — непонятно, что сия аллегория означает, но меня сейчас другое интересует: рупь за сто даю — эти офедюнившие энтузиасты собираются штурмовать замок.
Прощай старых врагов — сосредоточься на новых.
Не допускай, чтобы новые становились старыми.
Миямото Мусаси
Гарри ликовал. С тех пор как у городских ворот маленький Спаситель поднял его с колен, он знал, что теперь должен посвятить ему жизнь. Гарри хорошо помнил день, когда он стал жалким калекой. Он помнил, как в сражении при Фаулскирке, испугавшись натиска англичан, развернул коня и пустил его вскачь, пытаясь спастись от неминуемой, как ему казалось, гибели. Конь, ощутив состояние хозяина, понес очертя голову и рухнул, перепрыгивая каменную изгородь. Между тем валлийцы оказались на высоте, и поле битвы осталось за ними.
Гарри нашли, придавленного бьющимся раненым конем. Он был жив, но нижняя часть тела утратила подвижность, и деревянная тележка с колесами стала наказанием ему за трусость. Долгие годы Гарри молил о чуде и чудо произошло. Теперь он знал, что нет того подвига, того деяния, которое не под силу ему совершить ради этого необычайного мальчишки со странным протяжным именем Федюня.
Гарри повернулся к ближайшему лучнику из свиты бежавшего лендлорда:
— Ты хорошо знаешь этот замок?
— Как свои пять пальцев, сэр. Это же замок моего господина. Бывшего господина, — поправился лучник.
— Сколько воинов осталось в его стенах?
— Не больше дюжины, сэр. Да и то многие наверняка сейчас отправились ночевать к женам под бок. — Лучник ткнул пальцем в видневшиеся над палисадом дома селения.
— Кто еще в замке?
— Челядь и старая тетка хозяина. — Лучник виновато посмотрел на Гарри, но тот сделал вид, что не заметил оговорки. Он кликнул к себе одного из ополченцев, по виду самого крепкого.
— Отбери людей, пользующихся в селении наибольшим уважением. Возвращайтесь по домам, соберите народ и скажите, что прибыл тот, о ком было речено Мирддином. Пусть склонятся перед ним и обретут благодать, как обрел ее я. — Гарри хлопнул себя по ногам.