– Не твое дело, – рявкнул я, забыв о хорошем воспитании и необходимости всегда вежливо беседовать с обслуживающим персоналом.
– Просто интересно, – заныла Ленка. – И ваще, вас Николетта требует, прямо изоралась вся в телефон. Ау, Иван Палыч, трубочку возьмите!
Я быстро вытер лицо бумажной салфеткой и хотел было привычно ответить: «Сейчас», – но неожиданно рявкнул во всю глотку:
– Скажи маменьке, что Ваня умер!
Наверное, общение с эпилятором оказало на меня слишком сильное воздействие.
– Че, прямо так и ответить? – не успокаивалась Ленка.
– Да, – простонал я, разглядывая небольшой безволосый участок ноги, кожа на котором приобрела бордовый оттенок.
– Так я уже сообщила: в ванной Иван Палыч! – зудела Ленка. —Николетта как заорет: «Гоните его оттуда немедленно, пинком!» Вот я и пришла!
Я схватил станок для бритья и баллон с гелем. Нет уж, буду действовать испытанным, дедовским способом, новомодные штучки явно не для меня.
– И чего делать? – ныла Ленка. – Коли человек помер, ему в ванной делать нечего.
Я потряс аэрозоль и, сам не пойму почему, ляпнул:
– Сообщи маменьке, что я утонул!
– Утоп?
– Точно, – подтвердил я, – плавал в унитазе стилем баттерфляй и пошел ко дну.
В коридоре воцарилась тишина, я посильней отвернул кран с водой, в конце концов, имею я право совершать интимные процедуры в спокойствии!
* * *
Юра оказался мастером экстра-класса, он не только ловко наложил макияж, но и подобрал мне замечательный парик. Я глянул на себя в зеркало и щелкнул языком: посеребренное стекло отразило вполне симпатичную блондинку, ну, может, с чуть крупноватыми чертами лица.
– Суперски вышло, – обрадовался стилист. – Сейчас еще только ногти наклею вам, вот эти, пластиковые, их легко снять, растворитель с собой дам.
– Отлично, – улыбнулся я и поежился.
– Вам холодно?
– Есть немного, по ногам постоянно дует.
Юра посмотрел вниз.
– Вы сабо на босу ногу надели.
– Не на носок же!
– Женщины носят колготки! Вам без чулочков свежо, хотите подберу нужные?
– Так обойдусь! – испугался я. – Только колготок мне не хватает. Нет уж, увольте, лучше буду мерзнуть.
– Замечательно, замечательно, – бормотал Юра, прилаживая на концы моих пальцев ярко-красные куски пластмассы, – вас теперь и родная мать не узнает!
Я улыбнулся – представляю, как бы отреагировала маменька, узнав, что Ваня превратился в Таню. Нет уж, только сейчас я понял, насколько хорошо быть мужчиной и какие титанические усилия делают женщины, чтобы выглядеть прилично. Интересно, зачем они так себя мучают?
Маша Башлыкова вышла из офиса ровно в восемнадцать часов, она повертела головой в разные стороны, потом встала на обочине и замахала рукой. Мигом около нее притормозила ржавая, еле живая от старости «копейка», стройная фигурка нырнула внутрь дышащего на ладан авто, я немедленно пристроился сзади.
На мое счастье, бомбист оказался не наглым водителем, ехал он спокойно, из ряда в ряд не метался, и мы вполне мирно добрались до одного из спальных районов столицы. В конце концов «копейка» замерла около неприметной блочной башни. Маша, очевидно, ни минуты не думавшая о том, что за ней может следить чужой любопытный глаз, ни разу не оглянувшись, юркнула в подъезд. Я подождал пару секунд и тоже прошел в парадное, не имевшее домофона. Башлыкова в этот момент входила в лифт.
– Женщина, – крикнула она, – вас подождать?
– Спасибо, – пытаясь превратить свой баритон в сопрано, ответил я, – почту взять хочу.
Двери лифта захлопнулись, раздалось громыхание, кабина начала путь вверх. Чуть не потеряв дурацкие сабо, я ринулся к шахте и уставился на указатель этажей. На табло светилась цифра «9». Я нажал кнопку, прикатил второй, маленький лифт.
На лестничной клетке было всего две квартиры, это странно, обычно в таких домах их на этажах больше. Одна дверь была шикарная, прикрытая панелью из натурального дерева, другая обшарпанная, обитая рваным дерматином, из-за нее слышались нервные голоса, в квартире о чем-то спорили. Буквально сразу я понял, что это Маша и какой-то мужчина.
– Я ничего не понимаю! – говорила Башлыкова.
– Я тоже.
– Правда?
– Конечно.
– Он все время спрашивает про Костю. Почему он так беспокоится?
– Понятия не имею!
– Не хочешь мне объяснить?
– Ну что ты!
– Ты… ты… обманщик!
– Не нервничай, все обойдется.
– Хорошо тебе, а он снова в клинике, не хочешь навестить его?
– Нет.
– Ты трус! Боишься увидеть больного.
– Верно.
– Не хочешь портить себе нервы.
– Ага.
– Ты не мужчина!
– Согласен!
За дверью воцарилась тишина. Очевидно, Маша, решившая во что бы то ни стало заставить собеседника плясать под свою дудку, выбрала неверную тактику. Девица предполагала, что парень возмутится, услыхав обвинение в трусости, и закричит: «Что? Я боюсь? Вовсе нет! Сейчас докажу свою храбрость!» Но тот спокойно признался в трусости и тем самым выбил у Маши из рук оружие. Кстати, подобную тактику применял мой отец, когда мать налетала на него с очередным скандалом.
– Ты мужлан, – вопила маменька, – неотесанный чурбан, не умеющий себя вести.
– Верно, – отзывался отец, – ты права!
– Не желаешь принимать гостей!
– Совершенно справедливо.
– Чудовище!
– Не отрицаю, у меня плохой характер.
– С тобой невозможно жить!
– Дорогая, абсолютно с тобой согласен, очень хорошо понимаю, что мужчине с моими задатками не следовало соединять себя узами брака.