Юноша был так похож на Халанну, что не оставалось сомнений: это ее брат. Но, кроме него, в отряде было еще несколько белокурых молодых парней, отмеченных печатью фамильного сходства.
Халибран спешился и велел сыну держать язык на привязи. Холд Халибрана не принадлежал к числу Великих, но был очень богат благодаря плодородию земли и рудникам. Зато в самом Халибране, в отличие от его дочери, не чувствовалось ни капли заносчивости. Он поднялся по лестнице и пожал руку мастеру-арфисту.
— Раз Халанна сидит под замком, значит, она опять что-то натворила и не желает извиняться — я правильно понимаю? В таком случае позвольте мне принести извинения от ее имени, — сказал он.
Окружающие с облегчением вздохнули, однако мастер Дженелл медленно покачал головой.
— Сожалею, холдер Халибран, но это ей, а не вам следует искупить свой проступок и ответить за нежелание подчиниться дисциплине цеха. Она должна усвоить урок.
Крики Халанны сделались еще пронзительнее, но гости демонстративно пропускали их мимо ушей.
— Это и моя вина, — тяжело вздохнув, произнес Халибран. — Ее мать умерла родами. Одна сестра при шести братьях — конечно, мы ее разбаловали.
Тот из братьев, который уже позволил себе высказаться, почти незаметно тряхнул головой и отвел взгляд. Еще двое очень старались сдержать смешки, но всем стало ясно, что братья, вероятно, давно уже пытались уговорить отца заняться воспитанием дочери как полагается.
— Так что же произошло, что она отправила такое послание? — поинтересовался Халибран.
Дженелл открыл было рот, приготовившись объяснять, но тут вперед шагнул Петирон.
— Должен вам сказать, холдер Халибран, что ваша дочь музыкально почти безграмотна, — твердо и отчетливо произнес он, — несмотря на то, что я всегда считал арфиста Максиланта опытным и знающим музыкантом.
— Максилант надеялся, что, быть может, наставники цеха преуспеют там, где он потерпел неудачу, — сказал Халибран беспомощно разведя руками. Обращался он при этом скорее к Дженеллу, чем к Петирону. — По своей воле я не стал бы перекладывать наши трудности на ваши плечи. — Он снова повернулся к Петирону. — И что же?
— Когда она несколько раз подряд отказалась выучить простенькую партитуру…
Каким-то чудом никто из присутствующих арфистов и бровью не повел, услышав из уст Петирона выражение «простенькая партитура».
— … и принялась кричать на меня, я дал ей пощечину. Одну.
И Петирон, дабы подчеркнуть свои слова, показал один палец.
Все, кто стоял на ступенях, подтвердили его слова.
— Мы все слышали этот спор собственными ушами, — сказал мастер Дженелл, указывая на окна кабинета. — И звук одной пощечины.
— А надо было дать больше, — буркнул один из братьев.
— Мы заберем ее от вас, — сказал Халибран. Тон его был полон смирения, хотя чувствовалось, что он не менее горд, чем его дочь.
— Чепуха! — заявил мастер Дженелл в тот самый миг, когда Петирон выступил вперед с протестующим возгласом. — Если вы не против, мы бы оставили ее у себя и постарались приучить к дисциплине. Она должна понять, что родовитость еще не дает ей права так обращаться с окружающими и пренебрегать учебой.
Халибран удивленно воззрился на мастера-арфиста. Братья стали тихонько переговариваться между собой.
— У нее слишком хороший голос, чтобы позволить ему пропасть впустую, — сказал мастер Дженелл, глянув на окно, из которого неслись негодующие вопли. Из окна выпорхнул какой-то лоскут и, кружась, стал опускаться на землю. — Нам и раньше случалось вразумлять норовистых учеников. Случай, конечно, тяжелый и очень запущенный, — мастер Дженелл сделал многозначительную паузу, — но мне все же кажется, что ее еще можно исправить.
— А мне не кажется, — пробормотал один из братьев. Отец смерил его гневным взглядом и пнул пониже колена.
— Дайте нам срок до летнего солнцестояния, холдер Халибран, и вы не узнаете свою дочь.
— И как же вы намерены этого добиться? — спросил холдер, засунув большие пальцы рук за толстый кожаный пояс. Он обвел внимательным взглядом всех, кто стоял на лестнице рядом с Дженеллом.
— Если вы недвусмысленно дадите ей понять, — сказал Дженелл, — что подобные выходки больше не производят на вас никакого впечатления, что вы не станете попустительствовать ей и вытаскивать из всяческих передряг, она вскорости сдастся.
Халибран задумался. Он стянул перчатки, спрятал их в седельную сумку и принялся разминать пальцы.
— Если она и вправду сдастся, это будет первый случай в ее жизни. Но лучше бы, конечно, вы оказались правы, — сказал холдер и несколько раз сжал и разжал кулаки.
На лицах трех братьев — да и остальных шести членов отряда — отразилось глубочайшее удовлетворение.
— Разрешите, я вас провожу, — любезно предложил Дженелл и вместе с холдером Халибраном, Бетрис и Джинией ушел в главное здание.
— Это и есть та девушка с превосходным голосом, о которой вы говорили, Петирон? — поинтересовался Грогеллан, спускаясь с верхней площадки. Он со своими людьми так и простоял там все это время, наблюдая за беседой.
Старший из братьев, узнав лорда Форт-холда, быстро спешился, жестом велев всем прочим сделать то же самое, и вежливо поклонился. В этот самый момент Халанна заверещала на очень высокой ноте, и Петирон поморщился.
— Если она и дальше будет так перенапрягать верхний регистр, — заметил Уошелл, ни к кому конкретно не обращаясь, — то, в конце концов, ее голос может из контральто превратиться в сопрано. Если, конечно, у нее останется хоть какой-то голос.
Грогеллан хмыкнул и оглянулся на окно.
— Надо все-таки как-то заставить ее замолчать. Нельзя же, чтобы она и дальше так вопила.
— О, у нее настоящий талант! — заметил старший из братьев. — Нам, — он указал на себя и остальных, — такого не дано. А она все совершенствуется, и никто не может с этим ничего поделать.
Грогеллан смерил юношу таким взглядом, что тот смешался и неловко пожал плечами. Лорд Форт-холда не одобрял сыновей, критикующих своих отцов, — что бы ни подвигло их на это.
— Погодите еще минутку, — с улыбкой сказал Уошелл, и на лице его появилось выражение радостного предвкушения.
Он оказался прав. Вопли Халанны внезапно смолкли. Тем, кто стоял во дворе, пришлось довольно долго ждать, прежде чем они вновь услышали голос девушки. На этот раз в нем звучал вызов, смешанный с изумлением. Затем вновь зазвенели негодующие крики, но почти сразу сменились рыданиями, а вскоре стихли и они. По крайней мере, внизу, во дворе, больше ничего нельзя было услышать.
На этот раз старший из братьев Халанны сумел взять себя в руки, и когда он повернулся к мастеру Уошеллу, лицо его было непроницаемым.
— Нам нужно дать отдых скакунам, прежде чем пускаться в обратный путь, — сказал он.