– Так вот, – пропуская слова моего прижимистого друга мимо ушей, продолжил бенедиктинец, – Однажды пришел к нему святой Илет. Конечно, тогда еще архиепископ Нарбоннский, а не святой, но это не важно. Так вот, святой Идет обратился к скупердяю со словами: «Несчастный, к чему копишь ты злато и серебро?! Разве не ведомо тебе, что в аду скупцам вливают в горло расплавленные монеты, столько капель, сколько раз имя его было помянуто недобрым словом?» Что, вы думаете, ответил ему вельможа? – Монах обвел спутников взглядом, ожидая ответа.
– Все это враки! Никакого ада нет, – не замедлил ответить Лис.
– Вы знаете эту историю? – В голосе брата Адриэна звучало легкое разочарование.
– Нет, – слегка обескуражено покачал головой Рейнар. – Просто догадался.
– Вы правы, – приободрился монах. – Именно так он и сказал. Но святой Илет возразил ему: «Как можешь ты говорить такое, когда даже сам миг смерти твоей тебе неведом?!» Но маловер не унимался. «Я упокоюсь через много лет, среди рыдающей родни, – ответил он. – И четыре знаменных рыцаря понесут мой гроб к родовому склепу». Тогда святой Илет рассмеялся: «О нет, ты умрешь в одиночестве, от голода. И случится это гораздо раньше, чем ты думаешь!» Наглец богатей накинулся на архиепископа с кулаками и выгнал из своего дворца, крича, что его преосвященство лжец и негодяй…
Однако, дети мои, истина всегда восторжествует. На следующее утро богатей решил спуститься в свою потайную сокровищницу, чтобы всласть полюбоваться сундуками со златом и драгоценными каменьями. Он часто делал это. А надо сказать, двери сокровищницы были толстенные и сама она находилась глубоко под землей. Так вот, спустился скряга к родным сундукам, а та самая дверь, вернее, люк возьми да и захлопнись.
– Ох, не верю я в эти самозахлопывающиеся люки, – с сомнением в голосе произнес д'Орбиньяк. – Особенно после таких добрых пророчеств. Это ж какой сквозняк должен быть, чтобы случайно закрыть этакую махину.
– Все в руце Божьей, – смиренно ответил ему монах. – Если вы не возражаете, я продолжу. – Он огляделся вокруг и, увидев наши заинтересованные взоры, довольно кивнул и вновь начал повествование: – Сколько ни бился невольный пленник, сколько ни кричал, все впустую. Никто не пришел ему на помощь. Так он и умер. Тем самым сбылось предсказанное святым Илетом, к вящей славе Господней.
– Оч-чень забавный анекдот, – криво усмехнулся достойный адъютант моего величества. – Смеяться после слова «лопата». Однако, отче, какое отношение сия история имеет к нашему спору? Вы, кажется, начали с того, что мы с мсье де Батцем оба правы?
– Ах да, верно! – Брат Адриэн благожелательно посмотрел на Лиса. – Чуть было не запамятовал. У этой истории было продолжение. Когда богатей неведомым образом исчез, в, доме его поднялась паника. Ведь никто не видел этого грешника мертвым, а стало быть, он значился живым. Потому королевский нотарий отказывался вскрыть завещание, оставленное вельможей. В семье начались споры, ссоры, полилась кровь… О существовании тайника никто не знал, а того, что хранилось на виду, праздным расточителям, какими были его родственники, надолго не хватило. Одним словом, дом наполнился воплем и стоном, точь-в-точь как Египет в дни мора, посланного Всевышним в защиту народа Моисеева. Слезы лились здесь изо дня в день долгие годы, пока наследники, впав в крайнюю нужду, решились продать замок. Тогда-то при тщательном его осмотре и обнаружился тайник. Велико же было ликование тех, кто проливал слезы, когда меж сундуков с драгоценностями они обнаружили изъеденный крысами труп пропавшего скупердяя. Теперь-то они по праву могли наследовать все найденное богатство. На радостях они пышно похоронили останки несчастного и внесли немалый вклад на строительство нового храма в Нарбонне, а также заказали множество месс за упокой души усопшего.
– Но к нам-то какое это имеет отношение? – не унимался шевалье д'Орбиньяк.
– Как же? Ведь когда скупец умирал среди сокровищ, моля небо о черствой корке, родственники его действительно наполняли дом стонами и воплями. И дух его, как он и говорил, нашел успокоение лишь через много лет. И к родовому склепу его на своих плечах несли знаменные рыцари. Стало быть, и он был прав не менее, чем блаженной памяти святой Илет.
– Браво! – рассмеялся я. – Прекрасная история! Но, судари мои, позвольте полюбопытствовать: о чем спор?
– Мой капитан, – печально вздохнул молчавший все это время Мано. – Совестно сказать. Мы разошлись с мсье Рейнаром во мнениях относительно цели нашей поездки в Шалон. Я утверждаю, что вы, сир, желаете принять под командование войска, собранные покойным адмиралом для войны во Фландрии, а он говорит, что у вас есть план какой-то дворцовой каверзы…
Я едва сдержался, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу. господи, как я мог забыть?! Армия вторжения, расположенная у границы и только ждущая приказа! Если память мне не изменяла, две тысячи всадников и до десяти тысяч аркебузиров. Огромная сила! Правда, после неудачной вылазки к Монсу и недавней резни в ночь святого Варфоломея численность этих войск наверняка сократилась. Но даже половины их будет достаточно, чтобы заставить французский трон считаться с «бедным Наваррским родственником».
– Как верно заметил мудрый брат Адриэн, вы оба правы, друзья мои, – усмехнулся я, – Однако вот что я вам скажу. Предосудительно спорить до хрипоты о вещах, по самой сути своей составляющих тайну. Если бы подушке, на которой я сплю, стало вдруг известно о моих планах, я изрубил бы ее в клочья.
– То-то в последние дни приходится обходиться без подушек, – мрачно заметил Рейнар. – Кстати, монсеньор! К вопросу о постельных принадлежностях. Не пора ли позаботиться о ночлеге?
Кратчайший путь к сердцу мужчины лежит через его грудь.
Никола дю Ле-Фонтэ, «Канон фехтовального искусства»
Как всегда, мой напарник говорил дельные вещи. Самое время было подумать о крыше над головой, об ужине и отдыхе для утомленных тряской дорогой людей и лошадей, измотанных ею еще больше. Одна беда, сделать это было много сложнее, чем просто подумать. Уже изрядно стемнело, когда с очередного холма нам удалось разглядеть городские стены.
Городок, представший нашим взорам, никак нельзя было отнести к крупным населенным пунктам. Судя по полусрытым башням замка, красовавшимся на холме чуть поодаль, века три тому назад он вырос вокруг старинного сеньорального владения, словно мох вокруг древесного ствола. Однако война между французами, англичанами и бургундами, буйствовавшая в здешних местах, лишила горожан сюзерена – к немалой, должно быть, их радости. Нынешние невысокие бастионы вольного города вряд ли всерьез могли задержать крупный отряд, скажем, тех же ландскнехтов, но гордость местных буржуа была удовлетворена одним лишь видом укреплений, воочию свидетельствующих о купленных у короля правах.
К закрытию ворот мы явно не успевали. Впрочем, это не слишком нас тревожило. Хозяева гостиниц и постоялых дворов давно уже сообразили, что перспектива ночевать под открытым небом, да еще и вблизи разбросанных по округе хижин окрестных нищих и бродяг, вполне способна выжать из кошельков путешествующих одну-другую лишнюю монету. Поэтому найти место для ночевки близ городских ворот не составляло труда.