Все время схватки Лис занимал место на возвышении, имея возможность в полной мере созерцать происходящее в зале. Мне и в голову не могло прийти заподозрить адъютанта в трусости. Он просто не желал мешать мне и Мано расправляться с обидчиками. Его выстрел, пожалуй, был последней точкой в этом кратком, но кровопролитном действии. Шестеро гизаров лежали на полу, оскорбляя своим присутствием гостеприимный кров. Под крышей, обвивая толстые балки стропил, клубился пороховой дым. С клинков на выскобленные половицы стекала кровь, и наступившая вдруг тишина нарушалась лишь всхлипами, доносившимися из-под стойки.
– Вылазь, хозяин! – спускаясь вниз по ступеням, крикнул д'Орбиньяк. – Извини, за выпивку, похоже, тебе сегодня не заплатят.
– Рейнар, – вытирая клинок плащом одного из убитых дворян, устало сказал я. – Оплати убытки. Пусть хозяин не держит на нас зла.
– Ну вот, опять, – тяжело вздохнул Лис. – А между прочим, ротмистр, ландскнехтам щедрость подобает как корове, Пардон, не корове – быку седло.
– Расплатись, – мрачно отрезал я, соображая, что делать дальше. – Я буду во дворе.
Ночь, пропитанная виноградным ароматом, висела над Шампанью. Полдня мы сегодня тащились мимо разлинеенных виноградников фиолетового краснолистого пино-нуар. Судя по обилию святых отцов среди сборщиков драгоценного сырья, монастырских. На север отсюда лежали земли Бургундии, герцоги которой с незапамятных времен присвоили себе титул «сеньоров лучших христианских вин». Но сейчас и этот запах, и стрекотание цикад, и прохладный ночной ветер, пришедший на смену дневной жаре, отчего-то раздражали меня донельзя. Я стоял на крыльце, опершись спиной на увитый плющом деревянный столб, поддерживающий козырек над ступенями, и хватал ртом воздух.
– Вам плохо, сир? Вы не ранены? – Мано вышел вслед за мной и теперь с недоумением и испугом следил за своим королем.
– Нет. Да. Мне плохо. Что-то душно, – вяло проговорил я, вспоминая распластанные на полу постоялого двора тела гизаров, плавающих в лужах крови. – Надо уезжать отсюда поскорее. Не хватало нам сцепиться с местной стражей. Поторопи Рейнара и дам.
– Слушаюсь, мой капитан, – поклонился де Батц.
Его не было несколько минут.
– Все в порядке? – спросил я, когда он появился вновь.
– Почти, сир.
– Как это – почти?
– Мы можем ехать, но хозяин интересуется, что ему делать с раненым, которого эти негодяи везли с собой.
– Да что с ним делать? – пожал плечами я. – Наверняка у гизаров были с собой деньги. Пусть возьмет из них седьмую часть и потратит на лечение бедолаги.
– Но, мой король! – Статный «ландскнехт» нервно дернул усом. – Это Луи де Беранже.
– Дю Гуа? – поворачиваясь к своему лейтенанту, удивленно переспросил я.
– Он самый, сир, – недобро процедил гасконец.
– Но что он здесь делает? – недоумевая, спросил я. – Он же должен быть в Жизоре.
– Не могу знать, мой капитан. Лигисты приехали незадолго перед нами. Он был с ними. Раненый.
– Вот ведь странная история. Пожалуй, стоит сходить к нему.
Губы де Батца сжались в жесткую гримасу. Встречав лесу по дороге в Понтуаз не изгладилась из его памяти.
– Мано, он ранен, – напомнил я, понимая, что сей творится в голове болезненно самолюбивого гасконца. – было бы неблагородно…
– Я знаю, сир, – перебил меня он, с трудом одолел клокочущий в груди гнев.
– Помоги Рейнару, а я схожу посмотрю, что с дю Гуа.
– Слушаюсь, мой капитан, – пересиливая себя, прошептал де Батц.
Беранже лежал в небольшой каморке, освещенной масляной лампадой да фонарем, только что принесенным хозяином постоялого двора. Конфьянс и помогавшая ей Жозефина склонились над раненым, осматривая плечо короне Анжуйской гвардии, покрытое подтеками запекшейся крови. Хозяин, освещавший ложе фаворита, вздрогнул и попятился, когда последний кусок холстины, прикрывавший грудь вельможи, поддался ножу, открывая взору темное засохшее отверстие раны.
– Не убирайте свет! – мягко, но безапелляционно приказала «итальянка». – Жозефина, возьми фонарь! А вы, сударь, принесите теплой воды и ржаной хлеб! – скомандовала она трактирщику.
– Сейчас, сейчас, высокая госпожа! – засуетился тот.
– И еще, мсье. Мне нужен козий жир и соль. И прихватите луковицу, она тоже понадобится.
– Слушаюсь, ваша милость. – Содержатель трактира попробовал встать во фрунт, но, устыдившись своей неумелой попытки, рванулся к выходу, натыкаясь на входящего Лиса.
– О-ла-ла! – восхитился Рейнар, должно быть, расслышав последние слова юной целительницы. – Мадемуазель, вы что же, суп из Беранже собираетесь варить? Боюсь, кусок мяса слишком проспиртован!
При этих словах «кусок мяса» открыл глаза и застонал. Лис собрался было еще что-то добавить, но тут Конфьянс окончила осмотр и произнесла весомо:
– Рана глубокая, но, кажется, легкое не задето. Мсье потерял много крови – вот что плохо! К тому же рана должным образом не обработана и повязка наложена из рук вон плохо. Но, полагаю, при хорошем уходе жизнь его вне опасности.
– Мадемуазель. – Д'Орбиньяк развел руками. – Я поражен и смят! Откуда столь фундаментальные познания в столь юном возрасте? Какой из университетов вы осчастливили своим присутствием?
– Не время для лести, шевалье! Я много времени провела в военных лагерях моего отца, а затем адмирала. В лаборатории мэтра Бригадини, учившего меня грамоте в замке Отремон, тоже было интересно. Мсье, прошу вас, если вы зашли только для того, чтобы посмотреть на раненого, оставьте нас. Здесь и так тесно. Сир, прошу извинить меня, но вас это тоже касается.
– Нас гонят, Капитан! Мы чужие… – начал было Рейнар.
– Мессир, – побледневшими губами проговорил дю Гуа. – Прошу вас, останьтесь.
– Как скажете, – тяжело вздохнул д'Орбиньяк. – Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок. Или хотя бы швеллер. «Кстати, капитан. Я собственно зашел сказать. Там внизу Мано бушует, шо тот „коктейль Молотова“ в желудке язвенника. И того гляди, плюнет на твое величество и пойдет изображать стихийное бедствие в ничего не подозревающий, спящий все еще спокойно населенный пункт. Какая муха его укусила, не знаешь? Он желает украсить стены своей сакли конечностями твоего подопечного и подкармливать ими местных скорпионов».
– «Дела сердечные! Рейнар, сходи, попытайся его успокоить».
– «Я попытайся?! Нет уж, спасибо. Он еще, чего доброго, и в необходимости моего существования усомнится. У тебя вон Глас Божий имеется. Вот пусть и обогреет мятущуюся душу…»
Грузный абориген-хозяин появился на пороге, держа в руках медный таз с плавающей в нем губкой. За ним шествовал молчаливый слуга с остальными требуемыми ингредиентами лекарства.