– Давай, – неуверенно сказал я. – В случае чего, я тебя прикрою.
– Окстись! В случае чего нас здесь всех прикроют. Ну что, Годвин, твоими молитвами! – Лис дал шпоры коню. – Пошто ребёнка обидели, ироды! – разнеслось над Зачарованным лесом. – Задавлю! На валенки обрею! Порву, шо бобик грелку! – Лис мчал по тропе бешеным галопом, и клык в его руке светился, словно олимпийский факел. – Порешу-порежу! Глаз на пятку натяну и моргать заставлю!
Гоблины были существами не робкого десятка. Я знавал случаи, когда такие саблезубы выходили победителями с десятком вооружённых бойцов. Но явление моего друга с его камланнским сувениром явно подействовало на их нервную систему разрушающе. Оглушённые его угрозами, они бросились врассыпную, исчезая в лесу и оставляя Лису в качестве трофея с десяток дубин и дёргающуюся сеть.
– Ну шо, спужались?! – Лис спрыгнул с коня. – Так вам, злыдни! Я и сам себя боюсь. – Он протянул руку к сети и, отдёрнув, затряс ею в воздухе. – Твою ж мать! Капитан, ну ты такое видел?! Они сеть из крапивы сплели!
В моей голове пронеслись какие-то смутные воспоминания о магических свойствах этого растения, почёрпнутые, кажется, из детских сказок. Только там, по-моему, речь шла о крапивных рубашках. Если память мне не изменяла, они мешали братьям-лебедям превращаться из людей в птиц. Возможно, подобная сеть каким-то образом противостояла магическим заклинаниям, а может быть, гоблины всегда плели свои сети из жгучей травы, не ведая другого материала.
Лис обнажил кинжал и начал вспарывать им обжигающие ячейки.
– Хе-хе, ох. Хе-хе-хе, о-ох! – Рыжий Гном, заметив просвет в западне, ринулся в образовавшуюся дыру и, вырвавшись на волю, как ни в чём не бывало заплясал на плечах у Лиса.
– Здорово, приятель. – Рейнар стряхнул его на землю. И коротышка, кубарем скатившись вниз по его спине, не замедлил наступить спасителю на ногу. – Уши надеру! – прикрикнул на гнома мой напарник.
Проказник, должно быть, инстинктивно прикрыл голову руками, глаза его округлились, и он опрометью бросился к разрезанной сети.
– Не это ищешь? – Лис запустил внутрь ловушки руку и, не обращая внимания на ожоги, вытащил на свет божий драгоценную шапочку огненноволосого шалуна.
– Отдай! Отдай! Моё! – обиженно взвыл гном. – Отдай!
– Да на, пожалуйста! – Лис протянул жадине подарок Кернунноса. – Носи на здоровье!
Гном выхватил свой головной убор из рук Лиса, напялил его на макушку и тут же исчез.
– А мог бы и спасибо сказать! – вздохнул Сергей.
В тот же миг гном появился вновь и, замерев на месте, что само по себе казалось маловероятным, отвесил низкий поклон, держа одну руку у груди, а вторую, со шляпой, за спиной.
– Ты не хотеть? Ничего-ничего? Ничего-ничего-ничего? – похоже, шут бога чащоб всё ещё никак не мог поверить, что вожделенная часть его костюма досталась ему так просто, без всяких условий.
– Пожалуй, перекусить бы сейчас не помешало, – почесал голову Лис.
– Хе-е-е! – шут Кернунноса напялил невидимку, и свист ветра свидетельствовал о том, что его больше не было на тропе.
– Ну что, – Лис обернулся ко мне, – как думаешь, вернётся или нет?
– Кто его знает? – я развёл руками. – У тебя во фляге вода ещё осталась? Пошли пока Эмерика в чувство приведём. Я его, кажется, изрядно лбом приложил.
Вода, вливаемая в рот почтенному прелату, невольно заставила того закашляться, замахать на нас, требуя прекратить экзекуцию.
– Ну, слава богу, вы живы! – Рейнар подхватил святого отца под мышки, помогая ему подняться на ноги. – Всё в порядке, мы победили! Да тут и было-то всего-ничего, заурядный Рыжий Гном.
– Кто? – тряся головой, переспросил архиепископ.
– Да ну, не стоит беспокоиться! Рыжий Гном, известный проказник. Шут бога Кернунноса.
– Кого?! – колебания преосвященной головы прекратились, и округлившиеся глаза благочинного Эмерика начали неуловимо напоминать круглые окна-розетки готических соборов.
– Ну, понимаете, – Лис отчаянно посмотрел на меня, соображая, что сморозил глупость, – это такой рогатый бог. Он, знаете ли, тут водится.
– Р-о-г-а-т-ы-й б-о-г?! – по буквам повторил наш спутник, и глаза его вновь подёрнулись туманной поволокой.
– Обморок, – констатировал Лис. – Вот ведь какая ерунда получается.
– Во фляге ещё что-нибудь осталось?
– Почти пусто. Если Рыжий Гном не догадается прихватить какого-нибудь пойла, придётся жрать всухомятку. – Он потряс для убедительности кожаной флягой, прислушиваясь к слабому бульканью. И тут… – Мать честная! – Сергей замер, любуясь открывшимся видом.
По вечереющему небу, подобно диковинной помеси ковра-самолёта и скатерти-самобранки (понятное дело, сказочных, а не тех, которые нам довелось повидать на волжских кручах в избушке Бабы-Яги), летела столешница, накрытая белёной холщовой скатертью, уставленная всевозможными яствами и винами в драгоценных сосудах.
– Красиво идёт, – удивлённо глядя на приближающееся продовольственное изобилие, почтительно заметил Лис. – Лишь бы на посадке ничего не расплескал.
Его сомнения были беспочвенными. Столешница мягко коснулась земли скрепляющими её перекладинами, из-под неё донёсся знакомый нам смешок. Спустя мгновение лесной озорник уже прыгал по скатерти, перескакивая с блюда на блюдо, с кувшина на кувшин.
– Хе-хе! Еда! Хе-хе! Питьё! Хе-хе-хе!
– Ай, молодца! – похвалил его Лис. – Ну шо, гости дорогие, располагайтесь. Ты, браток, составишь нам компанию?
– Браток! – повторил Рыжий Гном, делая сальто в воздухе. – Ха-ха! Хо-хо-хо! Я – браток! Браток-браток!
– Угомонись, браток, – усмехнулся Лис. – Эй, Годвин, – он окликнул оруженосца, который, старательно исполняя возложенные на него обязанности, стерёг наших коней, пасшихся в сторонке, – вали сюда! Пировать будем.
Я аккуратно приподнял оставленного Лисом в отключке архиепископа и вновь попытался привести его в чувство. Эмерик открыл глаза и тут же увидел лежащую прямо поперёк дороги столешницу.
– Н-нет! – замахал руками он. – Ни за что! Никогда не буду есть эту пищу! Не еда это, а бесовское искушение!
Крепитесь, дети мои, ибо Спаситель, накормивший тысячи людей лишь пятью хлебами и тремя рыбами, в неизречённой милости своей не оставит верных сынов в сем испытании. Те же, кто поддаётся бесовскому искусу, насытится не пищей Божьей, но ядовитую ехидну впустит в чрево своё. И будет она вас уязвлять алчно и пожирать, аки червь порченый плод.
– Да ну, ваше преосвященство, – попытался было возразить я, поднимая со столешницы серебряный кубок, до половины ещё наполненный вином, – как же может быть ужин бесовским искушением, когда серебро… – я замер, не договорив фразы, внимательно вглядываясь в выпуклые бока сжимаемого мной в руке сосуда. – Прошу простить меня, ваше высокопреосвященство, возможно, вы правы. – Я со вздохом вылил вино в траву.