Включая майора Курральда.
— Я… я не знала, что яд может навредить «тяжеловесам», — взмолилась Селес.
— Молчать! — Окрик Курральда сразу заставил девушку умолкнуть. Сассинак искренне понадеялась, что он никогда не заговорит с ней подобным образом, хотя она, конечно, смогла бы это пережить. — Вам же не пришло в голову попробовать яд на себе, верно?
— Но я ведь не чистая…
— Вы хотите сказать, не святая, — вмешалась Сасс, прежде чем Курральд зашел слишком далеко. — В том-то и дело, Селес. У вас было тяжелое детство, но у многих из нас тоже. Люди скверно обращались с вами, как и со многими из нас. Но ведь это не повод для отравления людей, не причинивших вам никакого вреда. Если вам приспичило кому-то отомстить, то почему не вашей семье? Они отравили вам жизнь больше, чем кто-либо еще.
— Но я… Но они…
— Да, они ваша родная семья. Но Флот тоже пытался стать вашей семьей — и мог бы это сделать. Однако вы совершили то, что мы не можем проигнорировать: вы убили человека, Селес, причем не в честном бою, а трусливо, из-за угла. Возможно, когда мы вернемся, трибунал проведет психиатрическую экспертизу…
— Я не безумна!
— Вот как? Вы стараетесь угодить тем, кто изводил вас год за годом, и травите ядом ваших друзей — мне это кажется полнейшим безумием. Вы, несомненно, виновны, но, если я накажу вас, другие «тяжеловесы» могут подумать, что я сделала это из-за ваших генов, а не из-за ваших поступков.
— «Тяжеловесы» должны выйти из ФОП и сами заботиться о себе, — упрямо пробормотала Селес. — Нам Федерация никогда не помогала.
Сассинак посмотрела на Курральда, чье лицо, являвшее собой маску презрения и отвращения, слегка смягчилось, и кивнула:
— Думаю, майор Курральд, мы столкнулись с комбинацией юридической и медицинской проблем. При сложившихся обстоятельствах необходимо вмешательство психиатров, и я не хочу отдавать под суд эту молодую особу до получения результатов медицинской экспертизы.
— Вы думаете, этого хватит для…
— Для смягчения приговора, а может, и для вердикта о невменяемости. Но это вне пределов моей компетенции; моя первейшая забота — свести к минимуму причиненный ею вред и сохранить доказательства.
Глаза Селес испуганно забегали.
— Но я… Я требую…
Сассинак покачала головой:
— Селес, если трибунал в свое время приговорит вас к смерти, я прослежу, чтобы ваше заявление передали вашей семье. Но в настоящий момент я не вижу альтернативы взятию под арест и временному заключению. — Она связалась с лазаретом и кратко переговорила с врачом. — Майор Курральд, я могу вызвать охранника, чтобы отвести ее, или…
— Я сам сделаю это, — отозвался военный.
Сассинак почувствовала, что жалость наконец полностью вытеснила отвращение:
— Благодарю вас. Думаю, с вами ей будет спокойнее.
«И по многим причинам», — подумала Сасс. Размеры и уверенное поведение полностью адаптировавшегося «тяжеловеса», закаленного в боях, выбросят из головы Селес любые мысли о побеге, и у него на глазах она вряд ли будет закатывать истерики.
Менее чем через час офицер медслужбы сообщил, что считает Селес способной на самоубийство и насильственные действия.
— Она висит на ниточке. Такие записки в духе террористов с Гелвея.
Девушка может сорваться в любую минуту и, будучи запертой в камере, наверняка что-нибудь натворит. Я хочу, чтобы ее взяли под медицинское наблюдение.
— Не возражаю. Пришлите документ мне на подпись и проследите, чтобы ничего не произошло с ячейкой для холодного сна. Я не хочу никаких подозрений в отношении нашей деятельности.
Когда все было решено, Сассинак откинулась на спинку стула, думая, почему она так сочувствует этой девушке. Ей никогда не нравились нытики, к тому же Селес убила одного из членов ее команды, но тупая боль в ее глазах, странное сочетание отчаянной смелости и страха вызывало жалость.
Курральд сказал почти то же самое, вернувшись на главную палубу.
— Я убежденный федералист, — добавил он, — но всегда считал, что мы должны воспитывать нашу молодежь на родных тяжелых мирах. У нас ведь есть что-то свое, достойное сохранения. Я даже поддерживал тех, кто рекомендовал отказаться от специального ухода за новорожденными «атавистами». Во Вселенной достаточно «легковесов», поддающихся быстрому обучению; к чему тратить время и деньги на то, чтобы растить новых слабаков? На первый взгляд эта малышка — аргумент в мою пользу. Семья, ФОП, Флот потратили на нее время и деньги и получили в итоге глупого беспомощного отравителя. Мне хочется втоптать ее в грязь, и в то же время я испытываю к ней жалость. Она ни на что не годна, но ведь могла бы стать совсем другой… — Он бросил на Сассинак еще один, куда более человечный взгляд. — Вынужден признать, что именно те вещи, в которые я верил, возможно, превратили ее в никчемную слякоть.
— Надеюсь, еще не все потеряно. — Сассинак придвинула к майору кружку с кофе. — Но и то, что я говорила, истинная правда: многим из нас выпало трудное детство, многим из нас так или иначе причиняли вред. Думаю, вы тоже сталкивались с предубеждениями относительно вашего происхождения… — Курральд кивнул, и она продолжила:
— Но вы ведь не отравили невинных людей в отместку тем, кто вас оскорблял. — Сассинак глотнула из своей кружки, в ней был не кофе, а бульон. — Людям всех сортов приходится нелегко. В Совете ведь поднимались вопросы о причинах доминирующего положения людей во Флоте.
— Что?! — Майор явно об этом не слышал.
— Это известно далеко не всем, но пара-другая иных рас выдвигают претензии на получение обязательной квоты в Академии. Даже рикси…
— Эти швабры!
— Понимаю. Вы давно во Флоте, Курральд, и знаете, что люди должны держаться вместе. «Тяжеловесы» обладают полезной адаптацией к сильному притяжению, но это не основание, чтобы задирать нос перед остальными членами ФОП.
Майор молча кивнул. Сассинак крайне интересовало, что скрывает непроницаемый взгляд его карих глаз. Все же после прошедшей недели ему нельзя было не доверять. Будь он врагом, им не удалось бы одержать победу.
Ее следующим посетителем был Холлистер с докладом о затянувшемся ремонте и вероятных ограничениях летных способностей корабля до капитального переоборудования. Хотя отделяемые отсеки левого борта оказались не настолько поврежденными, как они предполагали, Холлистер настаивал, что крейсер не выдержит еще одной длительной погони в ССП.
— Один-два прыжка прямым курсом в ближайший сектор — еще куда ни шло.
Но такое маневрирование, которое был вынужден применить ссли в охоте за пиратами, создаст страшную нагрузку на отделяемые отсеки.
Сассинак нахмурилась:
— Это означает, что мы не сможем последовать за кораблями работорговцев?