— Нкима, — обратился человек-обезьяна к зверьку, — когда поиск затруднен, то, как говорят тармангани, человек ищет иглу в стоге сена. Как, по-твоему, в этом скоплении гор мы отыщем нашу иглу?

— Пошли назад, — заныл Нкима. — Там тепло. Здесь дует ветер, а наверху еще холоднее. Это не место для ману, маленькой обезьянки.

— И все же, Нкима, мы поднимемся туда. Обезьянка испуганно заверещала, обратив мордочку к грозным вершинам.

— Малыш Нкима боится! В этих местах у пантеры Шиты логово!

Тарзан молча усмехнулся и зашагал в гору.

Поднимаясь по диагонали на запад, Тарзан, надеявшийся на случайную встречу с фон Харбеном, на самом деле двигался в направлении, противоположному тому, которым шел разыскиваемый им человек. По замыслу Тарзана, если он, достигнув вершины, не обнаружит следов фон Харбена, то двинется в обратную сторону, на восток, и станет искать на большей высоте. По мере того, как человек-обезьяна продвигался вверх, склон делался все круче и сложнее, пока не превратился в вертикальную преграду, усыпанную у основания обломками скал. Лес, который рос ниже по склону, сменился на этом участке редкими карликовыми деревьями.

Тарзан стал карабкаться через камни, надеясь обнаружить какую-нибудь тропу, и настолько увлекся, что не заметил небольшую группу негритянских воинов, наблюдавших за ним снизу, из укрытия деревьев. Даже Нкима, обычно не терявший бдительности, как и его хозяин, не увидел людей, занятый, как и тот, поисками тропы.

Нкима глубоко страдал. Дул ненавистный ему ветер, вокруг ощущался сильный запах пантеры Шиты, а совсем неподалеку виднелись выступы, с которых Шита в любую секунду могла наброситься на них. От страха у Нкимы сердце сжалось в слабо пульсирующий комочек.

Через некоторое время они попали в особенно трудное место. Справа высилась отвесная стена, слева тянулся крутой обрыв. Один неверный шаг и Тарзан полетел бы вниз, а тут как назло путь был усыпан множеством острых шатких камней. Вскоре впереди обозначился поворот. Если дорога за поворотом станет хуже, то придется поворачивать назад.

На углу, где проход сужался, Тарзан на мгновение потерял равновесие, и из-под его ног сорвался камень. Решив, что Тарзан падает, Нкима завопил во весь голос и спрыгнул с его спины, оттолкнувшись с такой силой, что человек-обезьяна упал и покатился вниз.

Если бы не выходка Нкимы, то Тарзан без труда сохранил бы равновесие, но получилось так, что человек-обезьяна стал съезжать по склону головой вниз, пока не угодил в карликовые деревья, цепко державшиеся корнями за скалу.

Охваченный ужасом Нкима бросился к хозяину, истошно запричитал ему на ухо, силясь поднять с земли, но человек-обезьяна лежал неподвижно. Из раны на виске из-под шапки темных волос текла тоненькая струйка крови.

И пока Нкима предавался отчаянию, наблюдавшие за ними снизу чернокожие воины стали быстро карабкаться вверх, подбираясь к зверьку и его неподвижному хозяину.

IV. ВОЗВРАЩЕНИЕ ГАБУЛЫ

Круто обернувшись на звуки приближающихся шагов, Эрих фон Харбен увидел подошедшего негра с ружьем.

— Габула! — воскликнул белый, опуская пистолет. — Откуда ты взялся?

— Бвана, — сказал негр, — я не мог бросить тебя на растерзание духам, обитающим в этих горах.

Фон Харбен с недоверием уставился на чернокожего.

— Но если ты веришь в духов, Габула, то почему же ты не боишься, что они убьют и тебя тоже?

— Смерти все равно не миновать, бвана, — ответил Габула. — Странно, что тебя не прикончили в первую же ночь. Ну а нынче нас обоих уж точно убьют.

— И ты все-таки последовал за мной. Почему?

— Ты был добр ко мне, бвана, — ответил негр. — И твой отец тоже никогда не обижал меня. Я поддался всеобщей панике и убежал вместе с остальными, но вот вернулся. Или я сделал неправильно?

— Нет, Габула, ты поступил как надо. Впрочем, твои товарищи тоже считали, что поступают по справедливости…

— Габула не такой, как они, — горделиво возразил негр. — Габула баторо.

— Габула — храбрый воин, — подтвердил фон Харбен. — В духов же я не верю и не боюсь их, но ты и твои соплеменники верите, поэтому с твоей стороны было смелостью вернуться назад. Однако я тебя не удерживаю. Можешь отправляться обратно, Габула.

— Правда? — обрадовался Габула. — Бвана собрался идти назад? Замечательно! Габула вернется с ним.

— Нет, я намерен спуститься вниз, в каньон, — проговорил фон Харбен, указывая в пропасть.

Габула глянул туда. От потрясения глаза его полезли из орбит, нижняя челюсть отвалилась.

— Но, бвана, даже если человеческое существо исхитрится каким-то образом спуститься по этой жуткой стене, где нет никакой опоры для ног и для рук, то оно наверняка погибнет прежде, чем достигнет дна. Ведь это скорее всего земля Потерянного Племени, что по преданию расположена в сердце гор Вирамвази. Там обитают духи умерших.

— Не ходи со мной, Габула, — предостерег его фон Харбен. — Возвращайся к своим.

— Каким образом ты надеешься спуститься вниз? — спросил чернокожий.

— Сам толком не знаю. Для начала полезу в эту расщелину, а там видно будет.

— А если расщелина никуда не выведет? — спросил Габула.

— Я просто обязан найти проход! Габула сокрушенно покачал головой.

— А если тебе все-таки удастся достичь дна, бвана, но окажется, что никаких духов там нет, либо же есть, но они неопасные, то как ты думаешь вернуться?

Фон Харбен пожал плечами и с улыбкой протянул Руку.

— Прощай, Габула! — сказал он. — Ты храбрый парень.

Но Габула руки не пожал.

— Я иду с тобой, — решительно заявил он. — Даже несмотря на то, что обратной дороги может и не быть.

— Странный ты человек, Габула. То ты боишься духов и мечтаешь поскорее оказаться дома, то хочешь идти со мной, хотя я даю тебе возможность вернуться.

— Я поклялся служить тебе, бвана, а я — баторо, — ответил Габула.

— Осталось только поблагодарить Всевышнего за то, что ты — баторо, сказал фон Харбен, — ибо небу известно, насколько мне необходима сейчас помощь. Если мы не хотим умереть с голода, то нужно немедленно спускаться вниз.

— Я принес еды, — сказал Габула. — Подумал, что ты проголодаешься и кое-что прихватил.

Развернув принесенный с собой сверток, Габула указал на плитки шоколада и пакеты с консервами, которые фон Харбен отложил в качестве неприкосновенного запаса. Для голодного белого это было как манна небесная, и он не дал себя долго уговаривать. Утолив голод, фон Харбен почувствовал прилив сил, а вместе с силами к нему вернулась уверенность. Повеселев, он начал спуск в каньон.

Габула замешкался. Дело в том, что его племя в течение многих поколений жило на равнине, в джунглях, оттого-то страшная пропасть внушала ему такой ужас. Однако чувство чести и родовой гордости взяло наконец верх, и он последовал за своим хозяином, старательно скрывая охватившее его смятение.