– Во! – подняла указательный палец Рая. – Точняк! Никто ей теперь не мешает приличное время выждать, с годик, и с Юркой под венец пойти. Ольгушка святой человек, она протестовать не станет, обнимет вдову и заплачет: «Леночка, как я рада! Ты молодая, строй свое счастье!» Ведь так?
Я машинально кивнул, насколько я знаю мать Егора, это единственно возможная ее реакция.
– Шоколадно получилось, – подвела итог Рая, – лучше и не придумать. Ухитрилась Ленка и рыбку съесть, и косточкой не подавиться. Ничего рушить не надо, разводиться, нервничать, все само произошло! Только вот меня сомнения замучили.
– Какие? – тихо поинтересовался я.
– С чего бы это Егору помирать? – прошептала Рая, широко раскрыв глаза.
– От сердечного приступа скончался, – ответил я, паркуясь у больницы.
– Не может быть! – безапелляционно воскликнула Раиса. – Дружинин был здоров как бык! Он и по горам лазил, и на байдарке плавал, и черт-те чего придумывал, у него нервы стальные, сердце из гранита! А еще он идиот!
– А этот вывод вы на каком основании сделали?
Раиса склонила голову набок.
– Он че, не понимал, как Ленке страшно?
– Она сумела убедить Егора в своей любви к экстремальным развлечениям.
– Значит, Егор кретин! – подытожила Рая. – А Ольгушка? Она любила невестку?
– Очень!
– И позволяла той прыгать без парашюта?
– Это как?
– А то ты не знаешь!
– Нет, – ошарашенно ответил я.
– Незадолго до своего дня рождения, – пояснила Рая, – Егор новую фишку придумал, их таких, ополоумевших, человек десять набралось. Во забава! Садятся в самолет, взлетают, потом вышвыривают парашют и за ним прыгают.
– Без ничего? – ахнул я. – С пустыми руками?
– Скорей уж с пустой головой, – буркнула Рая, – парашют надо поймать в полете, надеть и раскрыть.
– И Лена на это согласилась?!
– Ага, – кивнула Рая, – а что ей оставалось? У них в семье четко было: или она с Егором, или без него. В общем, повеселилась в тот день Ленок, явилась ко мне, губы трясутся, упала на диван и говорит: «С каждым разом все хуже, надо как-то Егора образумить, Ольгушка мне не помощница, она сыну слова поперек сказать не может. Наоборот, меня просит: «Лена, не оставляй мальчика одного, куда он – туда и ты». Скажите, Иван Павлович, разве это похоже на любовь к невестке?
Я заглушил мотор, вынул ключ из зажигания и ответил:
– Раечка, мать, ясное дело, больше любила Егора. Но она не третировала его жену, не ревновала и не разбивала их семью. Ольгушка не такая, она, наоборот, приняла Лену. Но все равно главным человеком в ее жизни оставался сын.
– Уж не дура, понимаю, – мрачно отозвалась Рая, – только несчастная Ленка перед смертью прошептала врачам не телефон свекрови, а мой. Небось не слишком в «любовь» мамы верила.
– Пойдемте, – предложил я, – надо подняться в отделение. Человек, который вам звонил, оставил свои координаты?
Рая кивнула, вытащила из кармана бумажку и медленно прочитала:
– Сергей Леонидович Павлов, третий этаж.
Я помог Рае выбраться из машины, и мы, сгорбившись, поплелись к центральному входу в больницу. Не знаю, как Шумаковой, но мне хотелось сейчас очутиться за тридевять земель отсюда.
Оказавшись перед стеклянной дверью с надписью «Отделение интенсивной терапии», Рая, явно испугавшись, попросила:
– Ты там… сам… выясни.
Я кивнул и отправился искать Павлова. Через полчаса я узнал, что именно случилось с Леной. Вчера она вошла в больницу, причем не в приемное отделение, а в общий холл, где сидят родственники, и еле слышно сказала дежурному:
– Мне плохо…
Секьюрити, не слишком разобравшись в ситуации, не отрывая глаз от газеты, равнодушно ответил:
– Гражданочка, в связи с эпидемией гриппа посещения разрешены лишь с семнадцати до восемнадцати. Видите, никого вокруг нет, нечего лезть, все равно не пущу.
– Нет, – прошептала Лена, – нет…
Не особо смекалистый охранник начал злиться.
– Не «нет», а «да». Мне сказано не пущать в другие часы, просите пропуск у лечащего врача.
– Мне плохо, – выдавила из себя Лена и стала валиться на пол.
Дежурный подхватил потерявшую сознание женщину, усадил ее на банкетку и ринулся в приемный покой. За Леной осталась наблюдать старуха-уборщица, сначала она причитала, потом, увидев, что женщина пишет что-то на листке бумаги, слегка успокоилась, значит, бабе стало лучше. Поломойка даже проявила христианское милосердие, угостила Лену чаем из своего термоса, наивно надеясь, что, хлебнув горячего, болезная придет в себя, но Лена внезапно упала без сознания на банкетку. Охранник не возвращался, бабка сама помчалась за врачами.
Это только в сериале «Скорая помощь» люди в белых халатах, бросив все дела, кидаются к человеку, который внезапно теряет сознание у приемной стойки, в реальной жизни все иначе. К Лене подошли, когда ей стало совсем плохо. Вот тут, сообразив, что в холле находится почти труп, «гиппократы» развили бурную деятельность, подняли Дружинину в кардиологию и вручили Сергею Леонидовичу. Павлов отнюдь не обрадовался тяжелой пациентке, но свой долг врача выполнил. В результате его активных действий Лена пришла в себя, более того, она сумела назвать телефон подруги и прошептать:
– Пусть приедет Рая.
А еще она назвала свое имя и фамилию. Но, увы, после этого Дружинина умерла. В ее сумочке не было никаких документов, только ключи, мелочь и сложенный листок с надписью «Передать Эдите».
– Вам предстоит тяжелая процедура, – вздыхал Сергей Леонидович, – ее надо опознать.
Я вздрогнул.
– Это необходимо?
Сергей Леонидович развел руками:
– Увы.
– Но Лена же представилась, – я попытался увильнуть от посещения морга.
– В подобном состоянии человек способен на неадекватные реакции. Медсестра спросила: «Как вас зовут?», больная ответила: «Лена Дружинина» – и замолчала. Может, она вовсе не себя назвала, а про подругу вспомнила. Вы ей кто?
– Лучший друг ее мужа.
– Понятно, – ехидно протянул Сергей Леонидович.
К моим щекам прилила кровь.
– Это не то, о чем вы подумали.