– Вот как?
– Да. Временами мне кажется, что вы человек на редкость разборчивый в средствах.
– Жаль, что приходится вас разочаровывать.
– А мне жаль, что я завел этот бестактный разговор.
– Сэм, – мягко сказал Аллейн, – одно из отличий полицейской службы от всякой иной, включая и “возвышенное служение”, состоит в том, что мы сами стираем грязное белье, вместо того, чтобы сбывать его во вторые и третьи руки.
Мистер Уипплстоун порозовел.
– Я это заслужил, – сказал он.
– Нет, не заслужили. Это была напыщенная и неуместная тирада.
Люси Локетт, омывавшаяся с тщательностью педантичного доктора, произнесла одно из своих двусмысленных замечаний и запрыгнула Аллейну на колени.
– Ну-ну, милочка, – сказал он, почесывая ее за ухом, – порядочной девушке такое поведение не к лицу.
– Вы даже не понимаете, – произнес мистер Уипплстоун, – какую честь она вам оказала. Вы единственный, кто ее удостоился.
Аллейн передал ему кошку и встал.
– Так или иначе, – сказал он, – а нужно с этим разделаться. Она наверху, не знаете?
– По-моему, наверху.
– Надеюсь, это не займет много времени.
– Если я... если я смогу чем-то помочь...
– Я дам вам знать, – сказал Аллейн.
Он поднялся наверх и стукнул в дверь. Открыв ее и увидев Аллейна, миссис Чабб повела себя в точности так же, как при его прошлом визите. Она замерла, прижав пальцы к губам. Когда он попросил разрешения войти, она отступила в сторону, испуганно и неохотно. Войдя, он снова первым делом увидел на стене большую фотографию румяной девушки. Даже медальона, как и в прошлый раз, на месте не было. Возможно, Чабб носит его на шее, подумал Аллейн.
– Миссис Чабб, – сказал он, – я не задержу вас надолго и надеюсь, то, что я скажу, не очень вас напугает. Пожалуйста, присядьте.
Как и в прошлый раз, она почти упала в кресло, не сводя с Аллейна взгляда. Он взял стул, сел и наклонился к ней.
– С нашей вчерашней встречи, – сказал он, – мы очень многое узнали об ужасном происшествии в посольстве и о людях, так или иначе к нему причастных. Я хочу рассказать вам о роли вашего мужа в этих событиях – какой она мне представляется.
Она пошевелила губами, словно собираясь сказать: “Он не имеет никакого...”, – но так ничего и не сказала.
– От вас мне требуется только одно – чтобы вы выслушали меня, а затем сказали, прав ли я, или прав лишь отчасти, или целиком и полностью заблуждаюсь. Заставить вас говорить я не могу, но очень рассчитываю на то, что вы сами мне все скажете.
С минуту помолчав, он продолжил:
– Итак. Дело обстоит следующим образом. Я считаю, что ваш муж, входящий в кружок людей, о которых мы с вами вчера говорили, согласился принять участие в задуманном ими покушении на президента Нгомбваны. Думаю, его согласие обусловила питаемая им ненависть к чернокожим вообще и к нгомбванцам в особенности, – Аллейн на миг перевел взгляд на улыбающуюся с фотографии девушку. – Изначально эту ненависть породила случившаяся с вами трагедия, а за последние пять лет она лишь стала острее и глубже.
План покушения был составлен, когда выяснилось, что ваш муж будет одним из лакеев, прислуживающих в шатре. От своих нанимателей он получил детальное описание обязанностей, которые ему предстояло выполнять. Еще более подробную информацию эти люди получили от их агента в посольстве. На этой информации и основывались полученные Чаббом указания. Он когда-то служил в частях командос, что делало его тем более подходящим для выполнения полученного им задания. А задание это сводилось в следующему: после того, как в парке и в шатре погаснет свет, а в доме раздастся выстрел, Чабб должен был разоружить и вывести из строя копьеносца, стоявшего за спиной Президента, вскочить на стул и оказавшимся в его руках копьем убить Президента.
Миссис Чабб мерно качала головой из стороны в сторону, бессмысленно поводя туда-сюда руками.
– Нет? – спросил Аллейн. – Я ошибаюсь? Вы ничего об этом не знали? Ни до, ни после? Но вы ведь знали, что у них возник какой-то замысел, не правда ли? И вы испугались? И потом, когда все уже случилось, вы знали – что-то пошло не так, как было задумано? Верно?
Она прошептала:
– Он не... Он этого не сделал.
– Нет. Ему повезло. Он был... то, что должно было случиться с охранником, случилось с ним самим. Второй лакей попросту вывел его из строя. И то, что произошло после этого, с Чаббом никак не связано.
– Вы не можете ему повредить. Не можете тронуть его.
– Потому-то я и пришел, чтобы поговорить с вами, миссис Чабб. Строго говоря, мы имеем полную возможность предъявить ему обвинение относительно участия в заговоре, а именно – в осуществлении замысла, имевшего целью как минимум нанесение телесных повреждений. Однако нас заботит не заговор, а убийство. Если ваш муж порвет с этими людьми, – а они дурные люди, миссис Чабб, действительно дурные, – и без утайки ответит мне на вопросы, основанные на том, что я вам сейчас рассказал, – полиция, я думаю, не станет предъявлять ему обвинений в попытке убийства или соучастии в заговоре. Не знаю, насколько вы мне верите, но прошу вас, и прошу со всей серьезностью, если вы имеете на него хоть какое-то влияние, заставьте его порвать с ними, не ходить больше на их встречи, и самое главное – не участвовать в действиях, направленных против кого бы то ни было, нгомбванцев, белых, кого угодно. Скажите ему, чтобы он бросил все это, миссис Чабб. Скажите, чтобы бросил немедленно. И чтобы он не наделал при этом каких-либо глупостей, не поднял, расставаясь с ними, лишнего шума. Это было бы хуже всего.
Он уже начал думать, что не добьется от нее никакого ответа, но тут миссис Чабб сморщилась и залилась слезами. Поначалу было практически невозможно понять, что она пытается сказать. Слова слетали с ее губ по частям, вперемешку с рыданиями. Однако в конце концов они стали складываться в относительно осмысленные фразы. Она говорила, что для Чабба случившееся пять лет назад случилось словно бы вчера. Несколько раз она повторила, что он “так и не свыкся с этим”, что “он все время молчит, но она-то знает”. Что они никогда не говорили об этом, даже в годовщины несчастья – дни, которые были ужасными для них обоих. Что стоит ей самой увидеть чернокожего, как на нее “что-то находит”, а уж Чабб-то, как понял ее Аллейн, питает к ним непримиримое отвращение, считает их зверьми. У него уже были из-за этого неприятности. По временам он ведет себя очень странно, особенно когда его мучает головная боль. Доктор велел ему принимать какое-то лекарство.
– То самое, за которым он пошел сегодня в аптеку?
Да, сказала она и добавила, что “эти его друзья” с самого начала были ей не по душе.