Они вернулись на первый этаж.
Аллейн открыл дверь в конце прихожей и оказался в гончарне.
Здесь было совсем темно. Лишь тонкий лучик серебристого света пробивался сквозь щель между тяжелыми оконными шторами.
Он постоял в дверном проеме. Констебли переминались с ноги на ногу за его спиной. По мере того, как глаза его привыкали к недостатку света, в сумраке стал вырисовываться интерьер мастерской – стол, бумажный мусор, обрывки упаковочного материала, незаколоченные ящики на полках, одна-две глиняных свиньи в едва угадываемых цветочках. Он помнил, что в конце бывшей конюшни имеется подобие алькова или ниши, в которой размещается печь для обжига и рабочий стол. Да, действительно, там и сейчас что-то красновато светилось.
Его охватывало странное оцепенение, памятная по давним детским ночным кошмарам неспособность сделать хотя бы одно движение.
Вот и сейчас ладонь его шарила по грязной стене и все никак не могла нащупать выключатель.
Обычно это состояние длилось несколько секунд, не более, миновало оно и на сей раз, оставив Аллейна при ощущении, что за ним кто-то следит.
Да, кто-то сидел в алькове, по другую сторону рабочего стола, сидел и смотрел на него, кто-то огромный, поначалу принятый им за тень.
Понемногу эта фигура начала проступать из темноты. Крупный человек, согнувшись, сидел за столом, уложив подбородок на руку, напоминая позой плутоватого пса, и не сводил с Аллейна широко открытых глаз.
Ладонь Аллейна нашла выключатель, комнату залил свет.
На него во все глаза смотрела мисс Санскрит, уютно устроив на руке подбородок и склонив голову набок.
За скамьей, на которой она сидела, обвисал, приподняв колоссальный зад и погрузив руки и голову в упаковочный ящик, ее брат, напоминавший увеличенного во много раз чертика, заглядывающего в свою табакерку. Оба были мертвы.
По полу и по скамье между ними были рассеяны окровавленные осколки керамики.
А в упаковочном ящике лежало обезглавленное тулово огромной глиняной свиньи.
II
Один из констеблей безостановочным шепотом изрыгал непристойности, впрочем, когда Аллейн вошел в альков, констебль примолк и вознамерился последовать за ним.
– Оставайтесь на месте, – сказал Аллейн. – Хотя нет! Пусть один из вас заведет с улицы в дом всю компанию и запрет дверь. Отведите их наверх, держите всех в одной комнате и не спускайте с них глаз. Записывайте все, что они скажут. Другой пусть позвонит в отдел убийств и передаст всю необходимую информацию. Попросите мистера Фокса и мистера Гибсона зайти сюда.
Констебли вышли, закрыв за собой дверь. Через минуту Аллейн услышал топот входящих в дом людей, затем поднимающиеся по лестнице шаги.
Когда Фокс и Гибсон вошли в мастерскую, Аллейн стоял между Санскритами. Вошедшие хотели присоединиться к нему, но он, подняв руку, остановил их.
– Хорошенькое дело! – сказал Фокс. – Чем это их?
– Подойдите сюда, увидите – только осторожно.
Они обогнули скамью и увидели затылок мисс Санскрит, похожий на вдавленное яйцо. Свекольные волосы, потемневшие и намокшие, прилипли к краям раны. Платье на спине пропиталось кровью, на столе под ее локтем образовалась темная лужица. Судя по платью, она собиралась выйти из дому. Окровавленная шляпка мисс Санскрит валялась на полу, сумочка лежала на столе.
Аллейн повернулся к огромному крупу ее брата, обтянутому пальто из верблюжьей шерсти, – только круп и торчал наружу из ящика.
– То же самое? – спросил Гибсон.
– Да. Глиняная свинья. Первый же удар пробил ему голову, а после второго он свалился в ящик.
– Но... Как же это все?... – спросил Фокс.
– Посмотрите что там на столе. Под ее рукой.
Под рукой мисс Санскрит лежал листок почтовой бумаги. “Мастерская “Глиняные свиньи”, Каприкорн-Мьюс, 12, Ю.-З. 3”. Под этим печатным заголовком было от руки написано: “Господам Эйблу и Вертью. Будьте добры...” – и больше ничего.
– Зеленая шариковая ручка, – сказала Аллейн, – так и осталась у нее в руке.
Фокс тронул ладонь мисс Санскрит.
– Еще теплая, – сказал он.
– Да.
Рядом с печью лежал кусок клетчатой ткани. Аллейн прикрыл ею кошмарную голову мисс Санскрит.
– Давно я такого не видел, – сказал он.
– А он-то что делал? – спросил Фокс.
– Укладывал оставшихся свиней. Согнувшись над упаковочным ящиком.
– Вы, похоже, уже реконструировали происшедшее? Как?
– Я полагаю, вот как – если, конечно, мы не обнаружим в дальнейшем чего-либо противоречащего моим выводам. Она пишет. Он по одной перекладывает свиней со скамьи в ящик. Некто оказывается между ними. Некто, во всяком случае, не внушающий им опасений. Этот человек берет свинью, наносит два сильных удара, вправо и влево, и выходит наружу.
– Выходит! – возмущенно вмешался Гибсон. – Когда? И главное, когда он вошел? Мы двенадцать часов непрерывно наблюдали за их квартирой!
– Наблюдали, Фред, пока не поднялась тревога из-за бомбы.
– Здесь остался сержант Джекс.
– С автомобильным затором, отделившим его от мастерской.
– Господи, ну и история! – сказал Гибсон.
– А рыцарственный Полковник все это время торчал на крыльце, – добавил Аллейн.
– А-а, этот вряд ли бы что заметил, – сказал Фокс, – даже если бы мимо него промаршировал туда и обратно отряд королевских гвардейцев.
– Это мы еще выясним, – сказал Аллейн.
Все трое примолкли. Гнетущая жара стояла в душной комнате. Между шторами и оконным стеклом жужжали мухи. Одна из них вырвалась наружу и пулей понеслась в дальний угол.
На столе с заставившей всех вздрогнуть внезапностью зазвонил телефон. Аллейн обернул руку платком и взял трубку.
Стараясь говорить тонким голосом он назвал номер Санскритов. Несомненно нгомбванский голос произнес:
– Это из посольства. Вы запаздываете. Паспорта ждут вас. Самолет улетает в пять тридцать.
Аллейн прошептал:
– Мне пришлось задержаться. Прошу вас, пришлите их сюда. Пожалуйста.
Долгая пауза.
– Ну хорошо. Это не очень удобно, но мы их пришлем. Их положат в ваш почтовый ящик. Через несколько минут. Так?
Аллейн ничего не ответил. Послышался сердитый вздох и щелчок опущенной на аппарат трубки.
Аллейн тоже положил трубку.
– Как бы там ни было, – сказал он, – теперь мы знаем, что в конверте, переданном Санскритом в посольство, находились паспорта. Впрочем, это я уже выяснил у Президента. Через пару минут паспорта опустят в почтовый ящик. Он не пришел в назначенный срок, чтобы забрать их.