Руа, расхаживая взад-вперёд, как принято у маори, тепло поблагодарил Гаунта, сначала на родном языке, потом — на английском. Концерт вплотную приближался к торжественному финалу.
— И теперь, — объявил Руа, — «Король» [18] .
Однако не успели зрители встать, как на сцену выскочил Квестинг.
Нет смысла приводить его речь целиком. Достаточно сказать, что это было настоящее торжество воинствующей пошлости. Причём пьян Квестинг не был, хотя и мог, как потом выразился Колли, «вот-вот скопытиться.» Он вновь вызвал Гаунта на сцену и заставил добрых четверть часа беспомощно переминаться с ноги на ногу. Мистер Квестинг, по его собственным словам, пытался воздать дань истинному гению, тогда как на самом деле совершенно бессовестным образом рекламировал курорт, используя Гаунта как приманку. Что хорошо для знаменитого Джеффри Гаунта, хорошо для всех — вот к чему он гнул. Честные обитатели Ваи-ата-тапу готовы были провалиться сквозь землю. На глазах у Дайкона самодовольное блаженство на лице Гаунта сперва уступило место негодованию, а затем и слепой ярости. Барбара, с неменьшим ужасом, наблюдала, как закипает её дядя.
Донельзя довольный мистер Квестинг перебрался наконец к пространному заключению. Затем мэр пропел первые строчки гимна, тут же подхваченные всей аудиторией, после чего заждавшаяся публика повалила к выходу — на открытом воздухе всех ждал чай и неимоверное количество яств.
Поспешив к Гаунту, Дайкон застал того буквально клокочущим от ярости. Правда, внешне это проявлялось только в шумном дыхании и подчёркнутой вежливости. В последний раз Дайкон видел его в подобном состоянии во время репетиции сцены боя в «Макбете». Тщедушный актёр, игравший Макдаффа и едва державший в руке меч, так пятился и уклонялся от натиска Гаунта, что в конце концов тот не выдержал и, вконец рассвирепев, молодецким ударом наотмашь рубанул робкого противника, сломав ему ключицу.
Гаунт, не обращая внимания на секретаря, пил чай с молоком и любезничал с Барбарой. К ним приблизился доктор Акрингтон и прерывающимся от бешенства голосом принялся извиняться за Квестинга, не особенно стесняясь в выражениях. Дайкон несколько раз явственно расслышал часто повторяющееся выражение «высечь по заднице». Ему вдруг показалось, что они с Барбарой суетятся и хлопочут точь-в-точь, как пара секундантов рядом с не на шутку распетушившимися боксёрами-профессионалами.
В самый разгар этой весьма оживлённой пантомимы подоспел и её виновник, мистер Квестинг собственной персоной. Привычным жестом воткнув большие пальцы в проймы белого жилета, он принялся раскачиваться на ногах, загадочно поглядывая на Барбару из-под приспущенных век.
— Ну надо же, — промурлыкал он, — какая приятная компания. Все в сборе. Значит, говорите, наша красавица до сих пор не догадывается, кто прислал ей эти подарки? Кто бы мог подумать, а? Тётка, значит, из Индии, да? Ну, дела!
Если Квестинг нарочно пытался привести всех в полное замешательство, то он своего добился. Его слушатели, как один, пораскрывали рты. Наконец Барбара, судорожно сглотнув, выдавила:
— А разве это не тётя… Не может быть…
— Я вовсе ничего не говорю! — вскричал мистер Квестинг, напыжившись от удовольствия. — Могила.
Он подмигнул Барбаре, игриво ткнул доктора Акрингтона в бок и покровительственно похлопал Гаунта по спине.
— Здорово сработано, мистер Гаунт. Немного сложновато, по-моему, но им понравилось. Да, я не скучал. Я ведь, знаете ли, и сам в своё время выступал. Анекдотцы там, байки всякие. — Он подмигнул актёру и вдруг, заметив рядом Руа, продолжил тем же тоном: — Молодчина, Руа. Ваши ребята на славу поработали. Ещё увидимся.
Заприметив мэра, он поспешил к нему, насвистывая под нос мелодию песни смерти. Гаунт проводил его испепеляющим взглядом и процедил какое-то непечатное выражение.
Положение спас Руа. Так, во всяком случае, решил Дайкон. Проявив недюжинные дипломатические способности, старик сначала заговорил зубы доктору Акрингтону, а потом ухитрился вырвать из цепких лап Квестинга мэра с супругой и представить их Гаунту.
Уже направляясь к выходу, Гаунт шепнул Дайкону, чтобы тот отвёз домой одних Клэров, без него.
— Но… — начал было Дайкон.
— Делай как тебе говорят, — насупился Гаунт. — Я пойду пешком.
Не забыв попрощаться с Руа, Гаунт тихонько улизнул. Оставшиеся были вынуждены давать длительное интервью молоденькому репортёру из «Гарпунского курьера», который, упустив главную добычу, стремился теперь отыграться на близких к Гаунту людях.
Наконец доктор Акрингтон изрёк:
— Вы как хотите, а я ухожу.
— Постой, Джеймс, — возразила миссис Клэр. — А как же твоя нога?
— Я же сказал, Агнес — я иду пешком, — сварливо ответил доктор Акрингтон. — А ты можешь прихватить с собой Эдварда. Я скажу Гаунту.
Прежде чем Дайкон, отделённый от доктора Акрингтона несколькими новыми знакомыми, успел его остановить, доктор уже выбрался из клуба через боковой выход.
— Что ж, — обратился Дайкон к миссис Клэр, — может быть, полковник и впрямь поедет с нами?
— Да, наверное, — закивала смущённая миссис Клэр. — Я его позову. Эдвард! А где же он?
Полковник был уже довольно далеко. Дайкон видел, как его седая голова мелькнула в толпе у самого выхода.
— Мы отыщем его снаружи, — сказал он. — Нужно только выбраться отсюда.
— Ну и давка, — заметил невесть откуда взявшийся мистер Фолс. — Как в добром старом Лондоне.
Дайкон обернулся и посмотрел на него. Что-то в его словах показалось ему странным. Мистер Фолс вопросительно приподнял бровь. «А он хорошо смотрится, « — вдруг вспомнилась Дайкону расхожая среди театралов фраза.
— Похоже, полковник нас бросил, — как бы невзначай произнёс мистер Фолс.
Медленно продвигаясь к выходу, Дайкон вдруг ощутил безотчётную тревогу. Сродни панике. Он в ужасе вспомнил растерянный вид Барбары. Неужели она приняла развязную болтовню Квестинга за чистую монету и поверила, что платье прислал ей он? Что же делать? Нельзя же выдать Гаунта! Кстати, куда он запропастился? В подобном состоянии актёр был способен на любую глупость. Дайкон вполне допускал, что Гаунт в данную минуту пытался отловить Квестинга, чтобы поговорить с ним по-мужски.
Наконец, они выбрались на свежий и очень ещё тёплый воздух. Ясное небо было усыпано звёздами. На его фоне чётко вырисовывались крыши домов хапу Руа. Высокая изгородь из переплетённых ветвей мануки напоминала о тех временах, когда каждое поселение маори было окружено высокими стенами, наподобие форта. Большинство гостей уже разъехались. Из темноты слышались голоса, в том числе один — довольно гневный. Маори — определил Дайкон. Откуда-то сбоку полились звуки нежной песни. Ночь стояла такая тихая, что в промежутках между куплетами слышно было зловещее хлюпанье Таупо-тапу и других грязевых источников.