Герой Пула оказывался перед решающим выбором. И вопрос в том, какой путь он предпочтет? Останется ли он жить тут с этой женщиной, жить по тем законам, которые сам же так страстно отвергал? Или вернется на свой остров и станет жить как прежде, не покушаясь на соблазны мира?
И в то же время это была и любовная сцена, где необходимо было показать истинную страсть, влечение и муку.
Смысл финальной сцены можно было понять и шире. Многое зависело от восприятия аудитории, ее способности уловить подтекст.
В последнюю минуту осветитель стал быстро нажимать кнопки на своем пульте, причудливое освещение, мерцающее, разноцветное, выхватило вдруг из декораций их скелет, их грубый остов, так что заключительная фраза Пула прозвучала на фоне сурово обнажившейся «правды окружающей его обстановки»…
Прошло несколько секунд гробового молчания и зал взорвался аплодисментами. Воодушевленный Клем Смит заорал:
— Все на сцену!
В тамбур перед сценой втиснулся доктор Резерфорд, появившийся последним. Пул, готовясь вывести труппу за собой, огляделся и вдруг недоуменно спросил:
— А где Бен?
И мгновенно снова заварилась обычная для театра суматоха. Мартина видела, как Клем Смит чуть ли не за шиворот трепал мальчишку-рассыльного, а тот вырвавшись, быстро юркнул в проход, вопя что есть мочи:
— Мистер Беннингтон! Мистер Беннингтон! Выходите, пожалуйста! Вас требует публика! Мистер Беннингтон!
— А, дьявол! — выругался Пул. — Мы не можем ждать, Клем! Поднимай ко всем чертям!
Занавес взлетел, и Мартина оказалась перед колышущимся морем лиц и аплодирующих ладоней… Она держалась за руки Дорси и Персифаля, поклонилась вместе со всеми, а потом попятилась назад со всей цепочкой. Занавес опустился.
— Ну, что там? Нашли Бена?! — крикнул Адам Пул в просцениум.
Из темных внутренностей театра доносился стук — это рассыльный колотил в дверь гримерной Бена.
— Он что же, хочет, чтобы публика его упрашивала выйти на сцену, как мировую звезду? — ехидно спросил Персифаль.
— Тогда он ошибся! — заметил Дорси. — Пока он соблаговолит выползти, все лавры получим мы.
— Ну, я плакать не стану. Пусть он хоть и вовсе не выйдет на поклоны, пропади он пропадом.
— Ладно, Клем, давай еще разок, — махнул рукой Пул.
Занавес поднимался и опускался еще дважды, и Мартина выходила снова к радостным, просветленным лицам в зале и слышала крики «браво!», которые, словно теплый майский ветерок, приятно ласкали уши.
А сзади, из-за кулис, Клем Смит повторял как автомат:
— Бен не отзывается. Этот козел, наверное, напился до потери сознания… Дверь заперта…
Пул подошел к Мартине, взял ее за руку и повел на сцену. Девушка слабо упиралась, но Пул подбодрил ее:
— Пойдемте, пойдемте… Публике вы нравитесь…
Они вышли и поклонились. Наклонив голову, Мартина вдруг услышала всплески смеха в общем гуле аплодисментов. Испуганно обернувшись к Пулу, она увидела, что тот шутливо кланяется ей в пояс… Мартина улыбнулась и сделала ответный книксен.
Затем поклоны происходили уже с участием Джона Резерфорда. Грузный Резерфорд выходил на сцену, подтягивал брюки на коленках, поправлял галстук, приминал стоящую коробом крахмальную сорочку на необъятном пузе и слегка наклонялся. Потом с важностью выпрямлялся, строго осматривал зал и медленно, как жук-скарабей, пятился со сцены. За кулисами Клем Смит звякал связкой ключей от гримерных.
Наконец Резерфорд поднял ладонь и пошел вперед, к рампе, в одиночестве. Он собирался произнести свое слово, слово автора.
— Гхе! — начал Резерфорд. — Гхе-гхе! Спасибо за внимание, господа, во-первых. Очень вам обязан, леди и джентльмены, а также господа актеры. Актеры тоже очень обязаны, но главным образом вам, а не мне… — В зале засмеялись, актеры расцвели. — Я не могу судить, удалось ли вам извлечь смысл, зашифрованный в этой пьесе. Если вы сумели его распознать, то нам следует поздравить друг друга и каждому — себя самого… А вот если вы не сумели, то уж не знаю, на ком лежит вина — либо я непонятно написал, либо актеры сыграли препохабно, либо уж публика нам попалась… гхе!.. не самая отборная!
Кто-то в партере захохотал.
— Итак, господа, — Резерфорд обвел зал налитыми кровью глазами, — я хочу произнести нечто вроде эпилога, да только не могу придумать стоящий. И уж не взыщите, но я скажу словами из эпилога к пьесе, написанной неким Шекспиром для одного его близкого друга, юного актера… Так вот: «Пить доброе вино не надобно без меры…»
Резерфорд, казалось, только начал расходиться и готов был проговорить еще несколько минут, как вдруг Перри Персифаль негромко, но отчетливо выговорил:
— Газ!
Мартина, которой речь доктора Резерфорда очень понравилась, недоуменно оглянулась на Перри, удивляясь, на что тот намекает. Но Перри ни на что не намекал.
— Газ! — крикнул чей-то тревожный голос за кулисами, и в задних помещениях застучали шаги… Все пришло в движение.
И только теперь Мартина почувствовала странный запах. Запах газа.
* * *
Актерам потом казалось, что в тот момент они совершенно отупели, поскольку находились под влиянием удавшейся премьеры. По крайней мере, сразу никто не понял, что произошло несчастье. По инерции все были беззаботны и веселы…
На последних словах Резерфорда занавес пошел вниз. Из темного коридора кто-то крикнул:
— Да помогите же, черт вас всех раздери!
Адам Пул побежал на голос и столкнулся с Клемом Смитом, которой ожесточенно тряс связкой ключей. Они ошалело посмотрели друг на друга и бросались бежать по коридору. Остальные устремились за ними.
Вся сцена пропахла газом, а во внутренних помещениях просто нечем было дышать…
Странно, что никто не проронил ни слова. Актеры сгрудились вместе, и на лицах у них был написан немой вопрос…
— Клем, выведи публику как-нибудь поскорее наружу… — отрывисто приказал Пул. — Или хотя бы в фойе.
Клем Смит тут же поднял трубку внутреннего телефона и передал распоряжение.
Вбежал ничего еще не почуявший Боб Грантли, спустившийся из ложи, все еще как бы изумленно крутя головой.
— Джон! Элен! Адам! Как вам это удалось?! Да вы просто кудесники… — Он замер, оторопело взирая на побледневшие лица актеров.
— Иди, Боб, постарайся унять публику, — сказал Пул. — Попроси подождать снаружи… Если кто желает. Бен… гм!.. Бен заболел. Клем, вели открыть все незаколоченные двери. Нужно впустить побольше свежего воздуха.
— Газ? — односложно спросил Грантли.
— Быстрее же! — повысил голос Пул. — Постарайся побыстрее объясниться с ними и вытолкай всех наружу, ясно? Скажи, что Бену плохо. Позвонишь мне по внутреннему из касс. Пошевеливайся, Боб!