Надежды Ратлиджа стремительно таяли.

— Вы в Аппер-Стритеме, в доме доктора Уоррена. Вам стало плохо… Недавно кто-то застрелил полковника Харриса. Полковник умер, понимаете? Сейчас мы опрашиваем всех, кто видел его утром в понедельник, когда он катался верхом.

Доктор Уоррен снова попробовал его перебить, но на сей раз Ратлидж жестом заставил его замолчать.

— Умер? — Хикем закрыл глаза. Потом открыл и повторил: — Утром в понедельник?

— Да, совершенно верно. Утром в понедельник. Вы тогда были пьяны. Помните? И еще мучились похмельем, когда вас нашел сержант Дейвис. Вы рассказали сержанту, что видели. Потом вам стало совсем худо, и мы не могли попросить вас повторить ваши показания. Нам они очень нужны. — Ратлидж старался говорить ровно и уверенно, как будто допрашивал раненого солдата, что тот видел, когда переходил линию фронта.

Хикем снова закрыл глаза и вдруг спросил:

— Полковник был на лошади?

Надежда снова затеплилась в груди Ратлиджа.

— Да, в то утро он поехал кататься верхом. — Он услышал в голове эхо слов, произнесенных Леттис Вуд, но велел себе не отвлекаться от Хикема.

— На лошади… — Хикем покачал головой. — Не помню никакого утра понедельника.

— Вот видите! — тихо сказал Уоррен, который по-прежнему стоял за спиной у Ратлиджа. — Я же вас предупреждал.

— Но полковника я помню. На лошади. В переулке, недалеко от дома Джорджины. Неужели… это было в понедельник? — Хриплый голос зазвучал чуть увереннее.

— А вы расскажите все, что помните. Я сам решу, что важно, а что нет.

Веки снова закрылись, как будто были слишком тяжелыми.

— Полковник заезжал к Джорджи…

— Он в забытьи, — сказал Уоррен. — Оставьте его в покое!

— Нет, он прав. Полковник действительно был у дома Джорджины Грейсон! — одними губами ответил Ратлидж. — Не мешайте!

Хикем продолжал:

— Кто-то окликнул полковника… Другой офицер. — Он покачал головой. — Я не знаю, как его зовут. Он… был не из наших. Кажется… какой-то капитан. Капитан окликнул полковника Харриса, и Харрис остановился. Харрис сидел в седле, а капитан стоял у стремени.

Хикем замолчал; тишину нарушало только его хриплое дыхание.

— Враг перешел в наступление по всему фронту… Я слышал пушки, они гремели у меня в голове… но в переулке было тихо, — снова заговорил он. — Я прислушивался, но не мог услышать, о чем они говорили. Лица у обоих были злые, и разговаривали они злобно. Сжали кулаки. Полковник наклонился, капитан смотрел на него снизу вверх. Я испугался, что они меня увидят и прогонят. — Хикем все больше волновался; он сбросил простыню. — Они очень сердились! А о чем они говорили, я не слышал. — Он все больше возбуждался и повторял: — Пушки… я не слышал… не слышал… не слышал!

Уоррен цокнул языком:

— Лежите тихо, приятель, все кончено, теперь вам нечего бояться!

Хриплый, неуверенный голос умолк. Потом Хикем сказал так тихо, что Ратлиджу пришлось наклониться к самой кровати, чтобы расслышать его, а Уоррен приставил согнутую ладонь к левому уху.

— «Я не сдамся… не уступлю…» — Ратлидж узнал эти слова. Хикем повторял их ему в темноте на Хай-стрит в ту ночь, когда инспектор дал ему достаточно денег, чтобы покончить с собой. — «Не будьте… дураком… нравится вам это или нет… смиритесь с этим».

— С чем смиритесь? — спросил Ратлидж.

Хикем не отвечал. Ратлидж ждал. Медленно тянулись минуты.

Наконец доктор Уоррен тронул Ратлиджа за плечо.

Ратлидж кивнул и приготовился уходить.

Он вышел за порог и взялся за дверь, готовясь ее закрыть. Вдруг он понял, что губы Хикема снова шевелятся.

Прерывистый голос что-то говорил. Ратлидж в два шага оказался у кровати больного и приложил ухо почти к самым губам Хикема.

— Не война… дело было не в войне! — с некоторым изумлением произнес Хикем.

— А в чем? В чем у них было дело?

Хикем снова замолчал. Вдруг он широко раскрыл глаза и посмотрел на Ратлиджа в упор.

— Вы решите, что я спятил. Прямо на поле боя…

— Нет, я вам верю. Клянусь! Скажите!

— Дело было не в войне. Полковник… собирался отменить… свадьбу!

Доктор Уоррен что-то произнес с порога, резко и недоверчиво.

Но Ратлидж поверил.

Вот, наконец, и причина ссоры. Как, впрочем, и мотив, по которому капитан мог убить.

Глава 16

Хотя в ресторане гостиницы не было посетителей, Ратлидж подозвал Редферна и попросил принести ему в номер сэндвичи и кофе. Ему хотелось подумать, не отвлекаясь и не прерываясь. Должно быть, Редферн все понял, потому что кивнул и, не ответив ни слова, поспешил на кухню.

Ратлидж взбежал наверх, перешагивая через две ступеньки. Рядом с дверью своего номера он остановился и посмотрел в окно. Сквозь тяжелые, нависшие облака прорвались лучи знойного, чрезмерно яркого солнца. Глядя, как парк невдалеке то озаряется светом, то погружается в полутьму, Ратлидж подумал: скоро будет гроза. До сегодняшнего дня им на удивление везло с погодой.

Солнце осветило маленький садик внизу; Ратлидж посмотрел туда и увидел женщину в широкополой шляпе. Стояла она спиной к гостинице, обхватив себя за плечи, склонив голову. Он попытался рассмотреть, кто это, но не мог узнать со спины. Попытался вспомнить, на ком из прихожанок утром была такая шляпа, но так и не вспомнил. Гораздо больше шляп и костюмов его интересовали лица. И реакция местных жителей на злобные обличения Мейверса. Положив ладони на подоконник, он наклонился и прищурился.

Шаркая, к нему подошел Редферн — принес обед. Ратлидж отвернулся от окна.

Редферн принес поднос, накрытый накрахмаленной белой салфеткой, на котором дымился кофейник, стояли сливочник и сахарница и лежали сэндвичи.

Ратлидж жестом показал на женщину в саду:

— Кто там, в садике? Вы ее узнаете?

Редферн передал Ратлиджу поднос и выглянул в окно.

— Это… да, должно быть, это мисс Соммерс. Незерби взяли ее в город на утреннюю службу. Она все волновалась, как сестра перенесет грозу; после всего, что случилось, она отказалась от обеда. Джим, помощник конюха, пошел спросить у мистера Ройстона, Хендерсонов и Торнтонов, не отвезет ли ее кто домой.

Он взял у Ратлиджа поднос, вошел к нему в номер и начал накрывать на стол. Ратлидж задержался у окна.

Ему-то показалось, будто в садике стоит Кэтрин Тэррант.

Столик у окна, выходящего на улицу, был уже накрыт, когда Ратлидж вошел в номер. Редферн обратился к нему:

— Если не возражаете, оставьте поднос в коридоре, когда будете уходить. Я поднимусь и заберу его попозже, после того, как закроется ресторан. Сегодня мы не очень заняты, но никогда нельзя знать заранее; если пойдет дождь, возможно, набьется полный зал.