— Да, — согласился аптекарь, ставя на прилавок бутылочку. Потом наклонился и стал рыться в каких-то ящиках.
Сил вилась вокруг Каладина.
— Каждый раз, когда он наклоняется, мне кажется, что сейчас он треснет, как высохший сучок. — Она все лучше и быстрее понимала абстрактные понятия.
Я знаю, что такое смерть… Он все еще не знал, жалеть ли ее или нет.
Каладин взял маленькую бутылку, развинтил крышку и понюхал.
— Слизь лармиса? — Он опять скривился, почувствовал противный запах. — Она совсем не так эффективна, как те две, которые я просил.
— Но намного дешевле, — сказал старик, выпрямляясь с большим ящиком в руках. Открыв крышку, он вынул оттуда несколько стерильных бинтов. — А ты, как ты сам заметил, мостовик.
— И сколько стоит слизь? — забеспокоился Каладин; отец никогда не говорил о цене лекарств.
— Две кровьмарки за бутылку.
— И это ты называешь дешевле?
— Листеровое масло стоит две сапфировые марки.
— А сок черного василька? Я сам видел растущий за лагерем тростник. Он не может быть редким!
— А ты знаешь, сколько сока дает один стебель? — спросил аптекарь.
Каладин задумался. Из стеблей выжимали не сок, но молочно-белую субстанцию. Во всяком случае, так говорил отец.
— Нет, — признался Каладин.
— Одну каплю, — ответил аптекарь. — И то, если повезет. Дешевле, чем листеровое масло, конечно, но намного дороже слизи. Даже если слизь воняет, как задница Смотрящей в Ночи.
— У меня столько нет, — сказал Каладин. Одна гранатово-красная марка стоила пять бриллиантовых. Десять дней работы за маленькую бутылочку антисептика. Отец Штормов!
Аптекарь презрительно хмыкнул.
— Игла и кишки стоят две чистмарки. Это ты можешь себе позволить?
— С трудом. А сколько стоят бинты? Два полных изумруда?
— Это старые, уже использованные. Я вычистил их и прокипятил. Два чистых обломка за бинт длиной в руку.
— Даю марку за весь ящик.
— Идет. — Каладин потянулся в карман за сферами, а старый аптекарь продолжал:
— Вы, хирурги, все одинаковые. Даже не думаете, откуда берутся ваши запасы. Только используете их, да так, как будто они бесконечны.
— Человеческая жизнь не имеет цены, — ответил Каладин.
Одно из изречений отца. И главная причина, по которой Лирин не брал деньги за свои услуги.
Каладин вынул свои четыре марки. И заколебался, внимательно оглядев их. Только одна еще светилась мягким хрустальным светом. Остальные три погасли, внутри едва виднелся кусочек бриллианта.
— Ого, — сказал аптекарь, прищурившись. — И ты пытаешься всучить мне погасшие сферы?
Прежде чем Каладин успел что-то сказать, он выхватил одну из сфер, пошарил рукой под прилавком и вытащил ювелирную лупу. Сняв очки, он поднял сферу на свет.
— Ага. Нет, камень настоящий. Ты должен зарядить их, юный мостовик. Не всякий поверит тебе, как я.
— Еще утром они светились, — запротестовал Каладин. — Наверно, Газ заплатил мне истощенными сферами.
Аптекарь убрал лупу и вернул на место очки. Он выбрал три марки, включая светящуюся.
— Могу я эту оставить себе? — спросил Каладин.
Аптекарь нахмурился.
— В кармане всегда должна быть светящаяся сфера, — сказал Каладин. — На счастье.
— Ты уверен, что не хочешь любовного зелья?
— Если тебя схватят в темноте, у тебя будет свет, — коротко ответил Каладин. — Кроме того, как ты и сказал, большинство людей не так доверчивы, как ты.
Аптекарь неохотно заменил светящуюся сферу тусклой — хотя и осмотрел ее через лупу. Тусклая сфера стоила столько же, сколько и светящаяся — надо было только оставить ее сверхшторму, и потом она могла светиться около недели.
Каладин убрал заряженную сферу в карман и собрал покупки. Кивнув на прощанье аптекарю, он вышел наружу вместе с Сил.
После обеда он задержался в столовой и, внимательно послушав разговоры солдат, узнал много нового о военлагерях. Все то, что узнал бы несколько недель назад, если бы не был так подавлен. О куколках на плато, гемсердцах, находившихся в них, и о соревнованиях между кронпринцами. Только теперь он понял, почему Садеас так подгоняет своих людей, но отступает, когда приходит позже другой армии. Однако Садеас отступал не часто. Гораздо чаще он приходил первым, и другие армии алети вынуждены были поворачивать назад.
Военлагеря оказались невероятно огромны. Все говорили, что здесь было больше ста тысяч солдат, население сотен городов вроде Хартстоуна. И это не считая штатских. Передвижные лагеря кишели маркитантами; в постоянных их было еще больше.
Кратер каждого из десяти постоянных военлагерей наполняла невообразимая смесь созданных Преобразователями зданий, лачуг и палаток. Некоторые торговцы — вроде аптекаря — могли позволить себе даже деревянные дома. Те же, кто жил в палатках, сворачивали их на время шторма и платили за убежище. Даже внутри кратера дул по-настоящему сильный ветер, особенно там, где внешняя стена была низкой или сломанной. А некоторые места, например склад леса, вообще ничего не защищало.
На улицах кишела обычная толпа. Женщины в юбках и блузах — жены, сестры или дочери солдат, торговцев и ремесленников; рабочие в штанах или комбинезонах; солдаты в коже, все с копьем и щитом. И все это были люди Садеаса. Солдаты одного лагеря не смешивались с солдатами другого, да и штатские старались держаться подальше от кратера другого светлорда, если не было каких-то важных дел.
Каладин с тревогой покачал головой.
— Что? — спросила Сил, сидевшая у него на плече.
— Я не ожидал, что люди одного кронпринца так ненавидят людей другого. Мне казалось, что это одна армия, объединенная.
— Там, где люди, — всегда разлад, — сказала Сил.
— Что ты имеешь в виду?
— Каждый человек действует и думает по-своему. Других таких нет. Животные всегда действуют одинаково, а спрены, в некотором смысле, вообще одна личность. У нас есть гармония. Но не у вас — любые два никогда ни о чем не договорятся. Весь мир делает то, что должен, кроме людей. Может быть, именно поэтому люди так часто убивают друг друга.
— Не все спрены похожи друг на друга, — заметил Каладин, открывая ящик и засовывая некоторые из бинтов во внутренний карман, который он пришил к своему кожаному жилету. — Ты, например.
— Знаю, — тихо сказала она. — Теперь ты понимаешь, почему я так обеспокоена.
Каладин не знал, что ответить. Наконец он добрался до склада леса. Кое-кто из бригады Четвертого Моста развалился в тени около восточной стены их барака. Было бы интересно посмотреть, как Преобразователи создавали эти каменные бараки — прямо из воздуха. К сожалению, Преобразователи использовали по ночам, окружая место сильной стражей: видеть священный ритуал могли только арденты или очень высокопоставленные светлоглазые.