Первый послеполуденный колокол прозвенел, когда Каладин подходил к бараку, и Газ недовольно посмотрел на него — на дежурство опаздывать не полагалось. Впрочем, обычно «дежурство» состояло в том, что они сидели на складе, ожидая рога. Хорошо, но Каладин не собирался терять время. Носить перекладину и изнурять себя нельзя, во всяком случае не сейчас, когда в любую минуту может потребоваться бежать с мостом, но можно размять мышцы или…
В свежем и чистом воздухе прозвучал сигнал, чем-то похожий на звуки того мистического рога, который ведет души храбрецов на небесную битву. Каладин застыл на месте. Как всегда, он подождал второго, нелогичная часть его нуждалась в повторении. И повторение пришло, указывая местонахождение окукливавшегося скального демона.
Одни солдаты бросились к месту построения, находившемуся рядом со складом леса; другие помчались в лагерь за оружием.
— Становись! — проорал Каладин, подбегая к мостовикам. — Шторм вас побери! Все в линию!
Никто не обратил на него внимания. Те, кто не надел жилеты, рвались в дверь барака, пытаясь попасть внутрь. Остальные побежали к мосту. Разочарованный Каладин пошел за ними.
Люди стали на заранее определенные места вокруг моста. В порядке очереди каждый получал возможность занять самую лучшую позицию: бежать впереди вплоть до пропасти, а потом, в последнем забеге, двигаться сзади, в относительной безопасности.
Все постоянно чередовались, ошибки не допускались. В бригадах была установлена жесткая система самоконтроля: того, кто пытался обмануть, заставляли бежать впереди, под стрелами паршенди. В принципе это запрещалось, но Газ поворачивался к обманщикам слепым глазом. И отказывался брать взятки, если кто-нибудь пытался изменить свое положение в очереди. Возможно, он знал, что постоянство в чередовании — единственная надежда мостовиков. Жизнь — далеко не праздник, жизнь мостовика больше похожа на ад, но по меньшей мере если ты бежал впереди и выжил, в следующий раз ты побежишь сзади.
Было и исключение — бригадир. Большую часть пути Каладин бежал впереди, во время атаки перемещался назад. Он занимал самую безопасную позицию, хотя, конечно, погибнуть мог любой. Что-то вроде заплесневелой корки на блюде умирающего от голода человека — не первый укус, но рано или поздно все равно съедят.
Он занял свое место. Подбежали последние — Йейк, Данни и Малоп. Как только они встали, Каладин приказал поднять. Наполовину удивив его, они подчинились, но бригадир всегда отдавал команды во время бега. Голос другой, команды те же. Поднять, бежать, опустить.
Двадцать мостов побежали к Разрушенным Равнинам. Каладин заметил, что бригада Седьмого Моста с облегчением провожает их взглядом. Их дежурство закончилось до первого послеобеденного колокола; буквально несколько мгновений, возможно, спасли им жизнь.
Бригады напрягались изо всех сил. И не только из-за угрозы наказания — все хотели оказаться на плато до паршенди. Если удавалось, не было ни стрел, ни смерти. Так что во время бега бригады работали на полную катушку. Многие проклинали свою жизнь, но все равно с побелевшими от напряжения пальцами цеплялись за нее.
Они протопали через первый из постоянных мостов. Мышцы Каладина стонали от необходимости напрягаться вновь, и так быстро, но он пытался не поддаваться усталости. После ночного сверхшторма большинство растений были все еще открыты, из каменных почек выбрались лозы, цветущие жесткотрубы выпустили к небу похожие на когти ветви. Время от времени попадались и иглотаки: колючие невысокие кусты с каменными ветками, на которые Каладин обратил внимание, как только попал сюда. В многочисленных трещинах и неровностях плато поблескивала вода.
Газ выкрикивал направления, указывая, куда идти. Многие из ближайших плато имели по три-четыре моста, так что здесь Равнины были покрыты сетью дорог.
Бег стал чисто механическим. Он истощал, да, но был привычен, и было приятно бежать впереди и видеть куда. Каладин привычно считал шаги — прием, которому его обучил безымянный мостовик, чьи сандалии он носил до сих пор.
Наконец они достигли последнего из постоянных мостов и пересекли короткое плато, подойдя к дымящимся развалинам моста, который паршенди уничтожили прошлой ночью. Как это у них получается, во время сверхшторма? Сегодня, слушая солдат, он понял, что они говорят о паршенди с ненавистью, гневом и немалым уважением. Паршенди совсем не походили на ленивых и недалеких, почти немых паршменов, работавших по всему Рошару. Паршенди — воины, и достаточно умелые. Нелепость происходящего в очередной раз ударила Каладина. Паршмены? Сражающиеся? В голове не укладывалось.
Четвертый Мост и все остальные опустили ношу на землю и перекрыли пропасть в самом узком месте. Его люди упали на землю рядом с мостом, отдыхая, пока армия шла вперед. Каладин почти присоединился к ним — колени уже согнулись в ожидании.
Нет, решил он, выпрямляясь. Я буду стоять.
Глупый жест. Почти никто из бригадников даже не заметил его. А один, Моаш, выругался. Но Каладин принял решение и упрямо держался его, сцепив руки за спиной и стоя как на параде, пока армия пересекала пропасть.
— Эй, маленький мостовик! — крикнул солдат, ожидавший своей очереди. — Хочешь выглядеть как настоящий солдат, а?
Каладин повернулся к нему, крепкому человеку с темно-коричневыми глазами и руками толщиной с бедро обычного человека. Командир взвода, судя по узлам на плечах кожаного жилета. Когда-то у Каладина тоже были такие узлы.
— Эй, командир взвода, ты заботишься о своих копье и щите? — крикнул он в ответ.
Мужчина нахмурился, но Каладин знал, о чем он думает. Оружие — жизнь солдата; за оружием ухаживали как за детьми, первым делом заботясь о нем и только потом о еде и отдыхе.
Каладин кивнул на мост.
— Это мой мост, — сказал он громко. — Мое оружие, единственное, которое мне разрешено. Обходись с ним хорошо.
— Или что ты сделаешь? — крикнул другой солдат, вызвав смех в их рядах. Но командир взвода не сказал ничего. Он выглядел встревоженным.
Конечно, слова Каладина были бравадой. Он ненавидел мост. Но остался стоять.
Спустя несколько мгновений мост Каладина пересек сам кронпринц Садеас. Светлорд Амарам всегда казался таким героем, кем-то особенным. Генерал-джентльмен. Садеас был совсем другим. Круглое лицо, курчавые волосы, надменное выражение лица. Он ехал как на параде, одной рукой легко касаясь поводьев, а другой держа под мышкой шлем. Красные доспехи, на шлеме легкомысленные кисточки. Так много бессмысленной роскоши, что она почти полностью затеняла чудесный древний артефакт.
Каладин забыл об усталости, руки невольно сжались в кулаки. Вот светлоглазый, которого он ненавидел больше всего, вот бессердечный человек, который каждый месяц отправлял на верную погибель сотни мостовиков. Человек, который по непонятным причинам специально запретил мостовикам иметь щиты.
Вскоре Садеас и его почетная гвардия проехали, и только тут Каладин сообразил, что должен был поклониться. Садеас не обратил внимания, но если бы заметил, то… Тряхнув головой, Каладин поднял свою бригаду, хотя понадобилось специально подтолкнуть Камня — огромного рогоеда — встать и двигаться. Перейдя через пропасть, его люди подхватили мост и побежали к следующей расщелине.