Обреченное королевство | Страница: 91

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Мы никогда не поймем их, подумал он. В этом-то все и дело.

— Элокар, — мягко сказал он. — Быть может, пришло время задать себе несколько трудных вопросов.

— Например?

— Например, насколько долго мы собираемся продолжать войну.

Элокар встрепенулся. Он повернулся и посмотрел на Далинара.

— Мы будем сражаться, пока не отомстим за моего отца и не выполним Пакт Мщения!

— Благородные слова, — сказал Далинар. — Но мы уже шесть лет как покинули Алеткар. Сейчас у королевства два центра управления, находящихся очень далеко друг от друга. Очень нехорошо.

— Короли часто уходят на длительные войны, дядя.

— Но редко на настолько длительные, — сказал Далинар, — и почти никогда не забирают с собой всех Носителей Осколков и кронпринцев. Наши ресурсы на пределе, а из дома пишут, что вторжения реши становятся все более наглыми. Мы все еще разделены, мало доверяем друг другу, и сущность этой продолжительной войны — нет ясного пути к победе, сражение идет за ценности, а не земли — совсем не помогает нам.

Элокар фыркнул, с вершины горы в них ударил порыв ветра.

— Ты говоришь, что нет ясного пути к победе? Мы побеждаем! Рейды паршенди становятся все менее частыми, и мы сражаемся намного восточнее, чем вначале. Мы убили тысячи этих дикарей.

— Недостаточно, — сказал Далинар. — Их все еще много. И эта осада напрягает нас так же, если не больше, чем их.

— Но разве не ты предложил эту тактическую идею?

— Тогда я был другим человеком, переполненным горем и гневом.

— И что, больше ты не испытываешь этих чувств? — недоверчиво спросил Элокар. — Дядя, я не верю своим ушам! Неужели ты всерьез предлагаешь сдаться и уйти? Убежать домой, как побитая громгончая?

— Я же сказал, что это трудные вопросы, Ваше Величество, — ответил Далинар, сдерживая гнев. Это плата. — Но их необходимо рассмотреть.

Элокар раздраженно выдохнул.

— Так значит то, о чем шепчутся Садеас и остальные, правда. Ты изменился, дядя. Это как-то связано с тем, что с тобой происходит, да?

— Не имеет значения, Элокар. Выслушайте меня! Что мы готовы отдать для того, чтобы отомстить?

— Все!

— Все, ради чего работал ваш отец? Неужели, разрушая его мечту о едином Алеткаре, мы мстим за него?

Король задумался.

— Вы гоняетесь за паршенди, — продолжал Далинар. — Это похвально. Но мы не можем разрешить вашей мести закрыть вам глаза на нужды королевства. Пакт Мщения держит кронпринцев здесь, но что произойдет, как только мы победим? Мы сразу разбежимся? Я считаю, что мы должны закалить их, объединить. В этой войне мы сражаемся как десять разных народов, рядом друг с другом, но не вместе.

Король ответил не сразу. Похоже, эта мысль наконец-то дошла до него. Он был хороший человек и походил на своего отца больше, чем думали другие.

Отвернувшись от Далинара, он оперся на перила.

— Ты полагаешь, что я слабый король, дядя?

— Что? Конечно нет!

— Ты всегда говоришь, что я должен сделать и где я промахнулся. Скажи мне правду, дядя. Ты действительно видишь лицо отца, когда глядишь на меня?

— Конечно, — сказал Далинар.

Элокар потемнел.

Далинар положил руку на плечо племянника.

— Я был бы плохим братом, если бы не хотел, чтобы Гавилар остался жив. Я потерял его — самая ужасная потеря в моей жизни. — Элокар повернулся к нему, и Далинар, удерживая его взгляд, поднял палец. — Но то, что я люблю вашего отца, вовсе не означает, что вы — его бледная копия. И что я не могу любить вас, как человека и короля. Алеткар мог развалиться после смерти Гавилара, но вы собрали все княжества в единый кулак и повели на битву. Вы замечательный король.

Король медленно кивнул.

— Ты опять слушал эту книгу, а?

— Да.

— Ты говоришь, как он, — сказал Элокар, опять поворачиваясь на восток. — Ближе к концу. Когда он действовал… странно.

— Конечно же, я не так плох.

— Возможно. Но очень похоже. Говорил о конце всех войн, восхищался Падшими Сияющими, настаивал на соблюдении Кодекса…

Далинар вспомнил те дни и свои споры с Гавиларом.

«Какую честь мы можем найти на поле боя, если наш народ голодает? однажды спросил его король. Разве честь состоит в том, что наши светлоглазые строят заговоры, вьются, как угри в корзине, пытаются укусить друг друга за хвост

Далинар плохо отреагировал на эти слова. Примерно как Элокар на его. Отец Штормов! Я действительно говорю, как он!

Да, это тревожило и одновременно ободряло. В любом случае кое-что Далинар понял. Адолин был прав. Элокар и кронпринцы никогда не примут предложение отступить. Далинар направил разговор по ложному пути.

Да будет благословен Всемогущий, пославший мне сына, говорящего как они.

— Возможно, вы правы, Ваше Величество, — сказал Далинар. — Закончить войну? Оставить поле боля врагу? Это опозорит нас.

Элокар обрадованно кивнул.

— Я рад, что ты это понял.

— Но мы должны что-то изменить. Нам нужна более эффективная тактика боя.

— Садеас уже нашел ее. Я говорю о его мостах. Они очень хорошо работают, и он сумел добыть много гемсердец.

— Гемсердца ничего не значат, — возразил Далинар. — Все бессмысленно, если мы не найдем способ отомстить. Вы не можете заставить меня радоваться, глядя на мелкие ссоры кронпринцев, практически забывших нашу главную цель.

Элокар промолчал, но выглядел недовольным.

«Объедини их».

Он помнил слова, гудевшие в голове. Вдруг его осенило.

— Элокар, — сказал он, — вы помните, что сказали вам я и Садеас, когда впервые появились здесь? О специализации кронпринцев?

— Да, — сказал Элокар. В далеком прошлом каждый из десяти кронпринцев Алеткара отвечал за какую-то часть управления государством. Один, например, занимался всеми купцами, и его войска охраняли дороги всех десяти княжеств. Другой распоряжался судьями и магистратами.

Гавилар горел этой идеей. Он утверждал, что это очень хорошая мысль и побудит всех кронпринцев работать сообща. Кроме того, эта система заставит их примириться друг с другом. Однако система рухнула много столетий назад, когда Алеткар распался на десять независимых княжеств.

— Элокар, а что если вы назовете меня кронпринцем войны? — спросил Далинар.

Элокар не засмеялся; хороший знак.

— Вроде бы ты и Садеас согласились, что остальные восстанут, если мы попробуем что-то в этом роде.