– Я честно отслужил у князя Ордынского полгода, и протяни он дольше, еще дольше бы служил и с удовольствием сообщал бы вам все, что мог сообщить. – Илья пытался сопротивляться натиску своего грозного шефа. – Думаете, я совсем не человек? Думаете, я не могу испытывать благодарности за то, что вы спасли мою жизнь?
– Благодарность твоя липовая, показная. Что полезного ты узнал за полгода?
– Если б вы видели этого князя, вы бы и того не узнали. Он производил жуткое, скажу вам, впечатление. Глаза глубокие, неприятные, лицо темное, хищное – Иван Грозный какой-то...
– Что ты мне здесь околесицу несешь? – возмутился Пановский. – Ты за полгода не мог узнать, кто к нему приходит.
– Никто не приходил, Богом клянусь. Да вы и сами знаете, филеры небось стояли за углом постоянно.
– Не твоего ума дело. Не можешь сказать и как и когда появилась в доме княгиня.
Сам Пановский узнал о существовании княгини только вчера вечером, когда слухи о ней поползли по городу.
– Я ничего не слышал о ней ни от князя, ни от прислуги, ни разу не видел ее. Ведь с князем-то я проводил каждый день всего три часа. В шахматы играл, газеты ему читал, письма под диктовку писал. Да и из слуг клещами слова не выдерешь: они либо из ярославской вотчины, либо привезенные после Турецкой кампании люди – все с князем своим заодно. Обитали в другом крыле дома, мне туда ходу не было – ничего не просачивалось.
– Но все-таки княгиня существует. Пановский досадовал, важная сторона жизни князя долго оставалась скрытой от него.
– Да, и в завещании имя ее упомянуто. И вчера я столкнулся с ней в кабинете.
– Вот как, и что – хороша ли она? Или под стать старому князю?
– Хороша, – сказал мечтательно Илья Михайлович, – необыкновенно хороша.
– Так, значит, молодая княгиня не фантазия, не выдумка. Но как она попала в дом? Я знаю, никакие женщины, да и мужчины, мне неизвестные, – Пановский хмыкнул с некоторым удовлетворением, – к Ордынскому в дом не приезжали. Может быть, она проникла по подземному ходу? Есть там потайные ходы?
– Откуда ж мне знать, – недовольно буркнул Холомков.
– А неоткуда, конечно, – язвительно продолжил Пановский, и, вернувшись к столу, сел и продолжил, – но ты можешь своей неразумной головой сообразить, что если в доме есть потайные подземные ходы, а они наверняка есть, то и тайники должны быть?
– Вообще-то, наверное, – охотно согласился Илья Михайлович, – только вы же все осмотрели.
– Повторяю тебе еще раз, – забрызгал слюной Пановский, снова выходя из себя, – там должен был быть тайник, а в нем важный документ, который мы ищем. Я точно знаю, что документ где-то там.
– Никогда ни о каком важном документе князь не говорил.
– Еще бы! Он и должен был всячески от тебя скрывать его. Он скрывал его ото всех. Но ты-то мог быть и более наблюдательным, для чего тебя туда направили? Или ты, дружок, вздумал меня обмануть?
– Господин Пановский, зачем вы так?
– Знаю я тебя, мерзавца, – гневался шеф сверхсекретного бюро, – ты все можешь. Учти, этот документ должен быть найден во что бы то ни стало – и чем скорее он попадет в мои руки, тем быстрее настанет светлая жизнь и для тебя, и для меня, и даже для всей страны.
– Что вы такое говорите, господин Пановский? – ошарашенный Холомков уставился на шефа.
– Чего нервничаешь, оттого ли, что плохо справился с заданием, или оттого, что рыльце в пушку?
Пановский сбавил накал, подошел к Илье Михайловичу, похлопал его по плечу и сказал уже мягким доверительным тоном:
– Ты знаешь, Илья, я, Пановский, многое могу, могу казнить и миловать, могу спасти и помочь. Признайся, так будет лучше.
– В чем, в чем я должен признаться? – растерянно спросил Холомков, глядя снизу вверх на лоснящееся красное лицо Пановского.
– В том, что ты нашел тайник и вынул из него документ.
– Я этого не делал! – Холомков вскочил, стряхнув с плеча руку мучителя.
– Ты на этом много не заработаешь. Это первое. Второе – куда бы ты ни спрятал или ни сбыл документ, мы его найдем. Дом твой вверх дном перевернем. Всех скупщиков краденного, в том числе и коллекционеров, и библиотеки, все перероем. На границах заставу выставим. Но найдем. Предупреждаю в последний раз. Признаешься – прощу. Не признаешься – ты сам себе скоро не позавидуешь.
Пановский повернулся спиной к Холомкову, медленно прошел на свое место за столом. Налил в рюмку водки, залпом ее выпил и, положив в рот кубик слегка подтаявшего студня, начал сосредоточенно его жевать, глядя в тарелку.
Холомков сглотнул слюну. Он с минуту смотрел остановившимся взором на Пановско-го, затем снова сел.
– Ищите, перерывайте. Я ничего не брал.
Пановскии продолжал жевать. Молчание затягивалось. Неожиданно Пановскии повернулся к Холомкову и сказал как ни в чем не бывало:
– Слушай, дружок, ты говорил, что столкнулся с княгиней. А где?
– В кабинете князя. Она вошла немного погодя после вашего нашествия. Илья выглядел обиженным.
– Обыска, дружок, обыска. А что она делала в кабинете?
– В общем-то, ничего. Да и была там с минуту.
– Неважно. Важно, что она пришла в кабинет. Так, может, это она вскрыла тайник и унесла документ?
– При мне нет.
– Конечно, конечно, – потирая толстые руки, забормотал Пановский, – она могла это сделать и до и после.
– Сомневаюсь, – ответил Илья Михайлович, – сомневаюсь, чтобы ее интересовали какие-то бумаги. Обычная, хоть и необыкновенно красивая женщина. К тому же только оправилась от болезни, зачем ей бумаги? Да, я сейчас припоминаю – она обратилась ко мне с удивительной просьбой.
– С просьбой? Какой же?
– Она просила меня вызвать полицию.
– Так-так-так, и ты ее не вызвал? Почему? Что ты ей сказал?
– Э-э-э, ну, я уже не помню. И полицию вызывать я не решился. Да просто все это показалось мне бредом.
– Что, что все это? Ты сможешь когда-нибудь ясно и четко излагать свои мысли?
– Могу. И сейчас изложу. Она сказала, что кто-то похитил ее ребенка.
– Что-о-о-о? Ребенка? Не может быть! – Пановский вскочил.
– Вот видите, вы и сами, господин Пановский, реагируете на это как на бред больной. Она, кажется, даже не знала, что за ребенок, мальчик или девочка. А она, действительно, в ночь смерти князя была больна, да и потом, на оглашении завещания по причине нездоровья отсутствовала. А она основная наследница – и капитал солидный получила, и, право пожизненного пользования всеми доходами за ней.
– Что капитал у князя солидный, все знают. Ты, наверное, услышав цифры, помешался. Тебя-то не облагодетельствовали?