– Нет, – обиженно вытянул губы Илья, – да я и служил недавно и доверием особым не пользовался. Григорию сумму немалую отписали, экономке, швейцару.
Обществу древней письменности на поиски «Слова» целое состояние передали – сто тысяч.
– А о ребенке в завещании ничего нет?
За небрежным тоном, которым он задал свой вопрос, Пановский скрывал страшное напряжение.
– О ребенке? – Илья задумался. – Ребенка-то нет. Хотя... – Он вдруг облегченно засмеялся, наконец-то он может сообщить нечто полезное Пановскому. – Сказано, если ребенок родится... Если, – еще раз подтвердил он, – то опекун – княгиня, а если княгиня умрет, а ребенка не будет – все состояние пустить на благотворительные нужды, в богоугодные учреждения, инвалидам-солдатам, сиротам солдатским. А если умрет княгиня, а ребенок жив – то вскрыть дополнительное завещание. Но ведь все если, а княгиня жива, а ребенка нет. Никто не сказал, что есть.
– Но она же говорила о ребенке? Когда он пропал? Возраст ребенка? Кого она подозревает? – Пановский засыпал Илью вопросами.
– Да вы бы сами с ней связались, она сказала, что не уедет из Петербурга, пока не найдет ребенка.
Более ничего внятного ни на один вопрос Холомков ответить не мог. Пановский забормотал, не глядя на Илью:
– Князь был бездетным. И должен был быть бездетным. Такой старик и не мог произвести на свет потомство. – Пановский помедлил и как бы нехотя продолжил, уже повернувшись к Илье: – И все-таки... Если есть ребенок, а этого исключать нельзя, то и бумага, которую мы ищем, должна непременно быть с ним. Плохо. Но еще не все потеряно. Ступай вон, столько времени у меня отнял – едва толка от тебя добился. Жди моих указаний.
Холомков надел шапку, застегнул пальто и, не оглядываясь и не прощаясь, покинул пунцовый кабинет ресторана «Семирамида».
Спустя несколько минут из кабинета спешным шагом вышел и господин Пановский. Он подозвал извозчика и велел ехать на Большую Вельможную, к особняку князя Ордынского, и ехать быстро. Информация, полученная от Холомкова, нуждалась в проверке, и хотя у дома Ордынского были расставлены надежные филеры, Пановскому требовалось самому оценить на месте ситуацию и попытаться повидаться с вдовой князя Ордынского.
Но он застал у ворот на Большой Вельможной лишь сильно поредевшую толпу обывателей. Пановский походил среди людей, послушал глупые разговоры о каретах, челяди, о том, кто как был одет, о гробе князя, вынесенном из особняка... Потом мрачно выслушал сообщение филера о том, что княгиня выехала из особняка и, судя по всему, следует с траурным кортежем в Ярославскую губернию. Означало ли это, что судьба ребенка, если допустить существование такого, ей стала известна? Действительно ли она едет в родовое имение Ордынских?
Филер сообщил, что в толпе мелькал и известный всему Петербургу король сыщиков Карл Фрейберг, это известие Пановского не встревожило. Он не сомневался, что Фрейбер-га привело к дому Ордынских пустое любопытство, никаких данных о расследуемом Па-новским деле у Фрейберга просто не могло быть. Пановский придирчиво расспросил агента, кто и как выходил из дома, не заметили ли в руках у кого-нибудь ребенка. Нет, поклялся своей головой филер, в руках были коробки, чемоданы, узлы, сундуки – все это довольно небрежно грузили в повозки и экипажи, прислуга держала на руках собачек и кошечек. Но никаких детей. Пановский немного успокоился.
«Княгиня от нас никуда не денется, – думал он, отправляясь в свою контору, – по ее следам нужно срочно пустить соглядатаев. Если ребенок у нее, это скоро станет известно. А если нет? Допустим худшее – мальчик, и его украли. Кто же мог украсть ребенка из закрытого, неприступного, как крепость, жилища князя Ордынского? Мыслимо ли это? Потомок князя Ордынского выкраден? Невозможно!
Но вдова князя, потерявшая от горя голову, просит именно полицию расследовать возможное преступление. Значит, она не участвовала в умышленном сокрытии ребенка, значит, его спрятали по указанию князя и будут беречь пуще ока. Ясно как божий день. Но что за дополнительное завещание? Из нотариуса клещами не вытянешь, он тоже человек Ордынского, нечего и соваться, и особые полномочия не помогут. Но и своему нотариусу интересующий Пановского документ, вне всякого сомнения, князь не доверил бы... Если же княгиня знает, что ее ребенок вывезен в тайное убежище, зачем она обращается к Холомкову, совершенно неизвестному ей человеку? Да еще просит вызвать полицию? Может быть, при всей своей необыкновенной хорошести она пытается направить розыски ребенка на ложную дорожку?
– Нет, здесь что-то не так, – размышлял Пановский, – во-первых, я не уверен вообще в существовании ребенка. Его могло и не быть. А если он был? Значит, он должен был только явиться на свет, не напрасно же в завещании говорится «если», значит, завещание составлено, когда рождения ребенка уже ждали. Не связана ли болезнь княгини с родами? Ребенка украли? Могли, конечно, тайно вынести из дома. Возникает вопрос, кто и куда его отнес? Если приложить усилия – огромные, на которые потребуется длительное время, – установить это можно. Неужели это те, кто пронюхал про наследство князя и претендует на него? Если они украли ребенка, то в лучшем случае его подкинут куда-нибудь, в худшем – умертвят и выкинут.
Но ребенок, потомок князя Ордынского, сам по себе ничего не значит без треклятого ненайденного документа. А документ – и Пановский был в этом уверен – может еще находиться в особняке. Если это так, то в дом князя должен, обязательно должен кто-то прийти. Вот тут-то и можно, схватив посланца, разом получить и документ, и сведения о княжеском младенце. Если же младенец умышленно вынесен из дома, то и документ должен обязательно последовать за ним».
Дойдя до безликого невысокого здания, где под вывеской польского торгового представительства помещалась его резиденция, Пановский вошел в кабинет и, немного отдышавшись от быстрой ходьбы, закурил сигару. После минутного раздумья он нажал кнопку электрического звонка и дал помощнику три указания.
Первое. Под любым предлогом проникнуть в особняк князя Ордынского, убрать оттуда швейцара – он единственный остался в здании, установить свою охрану.
Второе. Собрать все сведения по полицейским участкам – о поступивших заявлениях в связи с пропажами и находками младенцев за последний месяц. И вообще всю статистику, особенно же – подозрительные случаи.
Третье. Откомандировать следом за княгиней Ордынской в Ярославскую губернию человека, который потом перед отъездом получит конкретные инструкции из уст самого господина Пановского.
На выполнение указаний Пановского его подчиненным потребовались сутки. Специально проинструктированный агент отправился следом за печальным обозом вдовы князя Ордынского в Ярославскую губернию. Швейцара в особняке заменили агентом, сам особняк окружили еще более многочисленными наблюдателями. Перед шефом сверхсекретного бюро лежала на столе сводка за последний месяц, составленная по данным полицейских участков, – о мертвых, потерянных и подброшенных младенцах. Пановский быстро пробежал глазами длинный перечень новорожденных, поступивших в Воспитательный дом. Именно туда в первую очередь заблудшие матери – деревенские Доротеи – несут «плоды запретной любви», оставляя в пеленках записки: «рожден тогда-то, крещен, имя такое-то», в Воспитательный дом незаконнорожденных младенцев приносили и акушерки, и даже отцы; младенцев до года, найденных в подъездах, на вокзалах, у дверей квартир, у полицейских участков передавали туда и городовые. Список был длинный, он включал сотни три имен, и Пановский отложил его на время и переключил внимание на полицейские отчеты.